Когда я приостановился, чтобы передохнуть, она начала хватать ртом воздух, как будто вынырнула с большой глубины. Я повалил ее тут же, у стола. Она начала извиваться и, боясь, как бы не услышал и не вышел шеф, отчаянно кричала шепотом:
– Прекрати! Прекрати! Что ты делаешь!.. – И еще что-то в таком духе.
Не обращая на это никакого внимания, я опять присосался к ее губам и, постанывая от переполнявшего меня желания, быстро совершил трясущимися руками все необходимые манипуляции – задрал юбку, стащил трусики и, несмотря на отчаянное сопротивление, раздвинул ноги. После этого, поборовшись еще секунд пятнадцать, я буквально втер ее в ковер и стал активно двигаться, с огромным трудом подавляя рвущийся наружу вопль сладострастия.
В ходе скоротечного коитуса мы оба смотрели на дверь кабинета Дона. Мысль о том, что в любую секунду может появиться шеф, очевидно, приводила Милку в отчаяние, а для меня это обстоятельство было острой приправой к происходящему.
Было просто потрясающе! Но очень скоро кончилось. А потом – все как обычно в таких случаях: неловкое вставание с колен, смущенное отведение взгляда, неловкое же натягивание и застегивание штанов. И так далее…
Когда Милка немного привела себя в порядок, я взял ее руку и попытался запечатлеть на ладошке поцелуй, но она резко отстранилась и очень тихо, ненавидяще сказала:
– Ты просто животное. Самое настоящее животное! Ты даже ни разу не сказал, что я тебе нравлюсь. И сразу вот так…
По истечении установленного срока Дон спровадил своего последнего посетителя, и, задержавшись в приемной, очень внимательно посмотрел на Милку. Что-то ему явно не понравилось.
Затем он так же внимательно посмотрел на меня. Я притаился за столом в своем кабинете и через приоткрытую дверь наблюдал за дальнейшим развитием событий. Посмотрев на меня, Дон опять перевел взгляд на Милку и наконец, хмыкнув, бросил мне:
– Зайди.
Едва переступив порог кабинета, я встретился с шефом глазами и по каким-то едва уловимым флюидам, исходившим от него, понял, что Дон знает о том, что произошло в приемной. Впоследствии я приноровился к его почти сверхъестественной проницательности, но в тот раз, помнится, мне стало не по себе.
– Ты знаешь, что нормальные люди не пакостят там, где живут?
Я согласно кивнул два раза: комплекс вины подсказывал, что покорность – единственно правильный вариант поведения в данной ситуации.