продавать нам оружие, украденное в свое время у нас же. Из-за этого долбаного моратория весь шум и получился. Если бы полковников приговорили в период активных боевых действий, все пошло бы по наработанной методике: «Ударим очередной зачисткой по оборзевшей непримиримой оппозиции». Но в настоящий момент имело место так называемое перемирие, утюжить «вертушками» и «градом» окрестные леса было нельзя, а не реагировать на случившееся начальство не имело право. Вот и ждали прокурора…
Как это ни странно, Рудин некоторым образом симпатизировал Терминатору. Во-первых, этот прохвост никогда не трогал солдат, прапорщиков и младших офицеров – возможно, просто не желая заниматься низкооплачиваемой работой. Во-вторых, в его пристрастии оставлять записки прослеживалась некая элегантность и презрение к риску: выстрелив, снайпер перестает быть невидимым для противника, его ищут всеми имеющимися силами на большой площади, а чтобы выпустить стрелу из арбалета, необходимо подойти к позициям довольно близко. И последнее: Рудин, сам профессионал с большой буквы, уважал незримого супостата за высокое мастерство и соблюдение своеобразного кодекса войны. Терминатор никогда не глумился над жертвой подобно тому, как это делали ублюдочные «белые колготки», отстреливавшие у наших бойцов яйца и не дававшие санитарам подползти к истекающему кровью раненому, – «работал» исключительно в голову и ни разу не промазал, не беспокоил в праздники и… не трогал женщин. Полковник медслужбы Сергеева, инспектирующая санитарное состояние временных пунктов дислокации в самый разгар терминаторского марафона, полдня гуляла по позициям, не заботясь о маскировке и повергая добровольных телохранителей в смятение, – после обеда те же самые бойцы злополучного «зушечного» расчета обнаружили впившуюся в бруствер арбалетную стрелу с запиской: «У вас отвратительный макияж, полковник. Рекомендую пользоваться французской косметикой. Терминатор».
– Я их уже видел, – буркнул Рудин, стараясь не смотреть на лица покойников. – Ты зачем меня сюда привел? Вдохновить хочешь?
– Хочу, – зло бросил майор. – Хочу, бляха, чтобы мне перестали тыкать пальцем все, кому не лень!!! Ты считал, бляха, сколько за два месяца этот козел наших парней перех…ярил? Считал, нет?! Хотя чего это я – тебе ж, бляха, люди по фую! Ты ж, бляха, только вот об этих ублюдках думаешь! – начальник разведки резко ткнул пальцем куда-то в направлении пупка Рудина, имея в виду двух здоровенных овчарок, неотлучной тенью маячивших позади хозяина и с любопытством заглядывавших в рефрижератор. «Ублюдкам» жест майора не понравился: они синхронно вздыбили шерсть на загривках и тихо зарычали, пожирая ругателя неприязненными взглядами.