Пушкин знал, что слушать эту ахинею нельзя ни в коем случае, потому что стоит только попытаться вникнуть в смысл произносимого, и ты окажешься в положении мухи, угодившей в паутину. А если еще и ввяжешься в полемику, пытаясь разобраться в бессмысленном нагромождении казенных фраз и политическо-административных оборотов, – пиши пропало. И тогда все сидящие напротив него селезенкой почуют, что генерал попался, что схватка выиграна, и будут посмеиваться про себя, незаметно и многозначительно переглядываясь.
Знаем, проходили.
Пушкин, не убирая с лица выражения проницательной внимательности, слегка повернулся к капитану Буркову, ординарцу, сидевшему слева, и сказал вполголоса:
– Сергеич, принеси чаю.
Бурков вежливо кивнул и, тихо встав из-за стола, вышел в приемную.
* * *
Там он, бросив быстрый взгляд на секретаря, сосредоточенно притворявшегося, что читает деловые бумаги, открыл толстый генеральский портфель, достал из него термос и стакан в подстаканнике из потемневшего мельхиора. Старый советский подстаканник украшали выпуклые изображения спутников и ракет, летящих в космос с территории Советского Союза. А еще на нем были уже известные шишечки, звезды и прочие элементы из того же набора тоталитарной геральдики, что и интерьер вагона «генералиссимус».
Секретарь, исподтишка наблюдавший за действиями Буркова, увидел, как тот, отвинтив крышку термоса и вынув почерневшую от времени пробковую затычку, налил полный стакан темного чаю и бросил в него кружок лимона, заранее нарезанного и завернутого в полиэтилен.
Поставив чай на стол, капитан Бурков закрыл термос, снова завернул лимон в полиэтилен и убрал все это в портфель. Следивший за ним проницательный и хитрый секретарь успел заметить, что над чаем нет пара, и усмехнулся.Заметив его усмешку, Бурков хмыкнул и, взяв подстаканник, направился к двери, за которой продолжалось совещание. У двери он повернулся к секретарю и подмигнул ему. Секретарь ответил тем же, и Бурков не замедлил тотчас придать лицу официальное выражение.
Слуги поняли друг друга без слов.
* * *
Подойдя к Пушкину, Бурков молча поставил перед ним чай и уселся на свое место. Генерал кивнул и, взяв подстаканник за примитивно вычурную ручку, поднес его к губам. Бурков тут же закурил, организовав дымовую завесу, и генерал сделал большой глоток отличного армянского коньяка.