Ни одному слову не поверил.
Времени не было. Тарантино пошел ва-банк:
– Хочешь, подарю тебе? У меня в машине коробка и пульт управления. Пошли со мной, там все тебе и отдам.
Пульт лежал в кармане, но пацан не должен был заметить эту шероховатость. Ни один из предыдущих не заметил…
– Врешь ты все, дяденька… – сказал мальчик. – И никакой коробки у тебя там нет…
Хлороформ потребуется… И немедленно… Если только… Он ухватил мальчика за руку и сказал с грозной ноткой в голосе:
– Пошли, пошли… Там все и увидишь.
Когда взрослые говорят так, лучше их слушаться… Но мальчик странный… Если начнет кричать… Неважно, пропитанная хлороформом тряпка наготове. Не раскричится… Пискнет и замолкнет. Тарантино двинул через кусты, почти таща мальчика.
Не закричал.
Произнес лишь чуть громче, чем раньше:
– Мне больно! – и, после секундной паузы: – Я папе скажу…
Внутри все пело. Скажи, скажи… Дойдем до машины – и говори папе, маме, бабушке… Не услышат.
– Папа, мне больно, – сказал мальчик, быстрее переставляя ноги – чтобы не упасть.
Не орет, надо же, подумал Тарантино.
Ты еще эти слова проорешь и простонешь.
Пока будет чем стонать.
* * *
Папа услышал.
Ханыги не обменивались мнениями, даже не переглядывались.
Просто синхронно, не сговариваясь, решили завязать с употреблением дешевых крепких напитков. Этот фокусник, этот любитель пива, продемонстрировал коронный трюк, заставивший серьезно задуматься о влиянии суррогатного алкоголя на сетчатку глаза.
Что там пиво…
Что там пробка…
На этот раз исчез папа.
Был – и нет его.
Когда его звали, папа умел двигаться быстро.
Очень быстро.
* * *
Тарантино не понял.
С ним ничего не случилось. Он продолжал быстро идти к машине, крепко сжимая ручонку пацана. Что-то произошло с окружающими кустами. С тростником. С тропинкой. Они все застыли – не плыли мимо, не реагировали на торопливые движения ног Тарантино…
На самом деле, конечно, замер он – как на застрявшей в проекторе пленке…
Шагов сзади он не услышал. Просто перед ним возник папа. Не было его – и возник.
От неожиданности Тарантино заорал и напролом рванулся в кусты. Крик умер внутри. Листья и ветви не захлестали по лицу. Застрявшая пленка не двинулась. Он стоял, как стоял.
Папа освободил ручку малыша из оцепеневшего захвата. Кажется, два пальца при этом сломались. Два пальца Тарантино – но боли он не почувствовал. Папа же не обратил внимания. Движения его были быстры и точны – и все равно оставались движениями спящего человека. Сомнамбулы. Лунатика. Хотя светило яркое полуденное солнце.