Дело победившей обезьяны - страница 19

Шрифт
Интервал


«Мое тело тоже пропитано хотениями недушевными», – подумал Богдан, и в памяти его сразу всплыло из Иоанна Лествичника: «Как судить мне плоть свою, сего друга моего, и судить ее по примеру всех прочих страстей? Не знаю. Прежде, нежели успею связать ее, она уже разрешается; прежде, нежели стану судить ее, примиряюсь с нею… Она навеки и друг мой, она и враг мой, она помощница моя, она же и соперница моя; моя заступница и предательница. Скажи мне, супруга моя – естество мое, как могу я пребыть неуязвляем тобой?»

– Ты изменился, – сказала Фирузе после долгой паузы.

– Как?

Она опять помолчала.

– Повзрослел.

Богдан чуть улыбнулся.

– Неудивительно, – сказал он. – Из кандидатов в отцы одним махом стать кандидатом в деды!

Фирузе чуть покачала головой.

– Нет, не только. Соловки не отпускают…

Еще вчера вечером Богдан все рассказал Фирузе без утайки. Таить не хотелось, да и возможности не было; вопрос о том, почему младшая супруга не дождалась ее возвращения, Фирузе задала мужу одним из первых.

– Для нас это плохо или хорошо? – спросил Богдан.

– И плохо, и хорошо, – ответила Фирузе, – иначе не бывает. Таким ты мне люб больше… теперь. Девчонка вполне может любить мальчишку, но взрослой женщине нужен взрослый мужчина. Я только очень боюсь, что… – она запнулась.

Богдан, не выдержав ожидания, спросил:

– Что?

– Что ты чувствуешь себя перед ней виноватым.

– Перед кем? – глупо спросил Богдан.

– Перед Жанной, – спокойно пояснила Фирузе.

Богдан помедлил.

– Почему это тебя пугает?

– Потому что ты очень хороший человек. Обычные люди ненавидят, а то и презирают тех, перед кем чувствуют вину. А очень хорошие… – у нее дрогнул голос, – начинают их любить всем сердцем. Я боюсь, ты так теперь в нее влюбишься, что я стану тебе… неважной. Две жены – дело житейское… но я не хочу, чтоб ты ее любил крепче, чем меня. Особенно теперь, когда ее нет. Будешь обнимать меня, а вспоминать ее. Этого я не выдержу.

– Нет, – горячо и сбивчиво начал Богдан. – Фира, нет…

– Молчи, – ответила она, – не говори ничего. И я не стану говорить ничего, хотя… может и надо бы сейчас, но… То, что я буду любить тебя всю жизнь, ты и так… знаешь. И я. Это вроде веры во Всевышнего. Молчи. Я верю, что лишней боли ты мне не доставишь, ты добрый, а неизбежная – неизбежна. Пусть все идет, как идет. Мы живем, Ангелина спит… снег падает.