- Шевелись! – поторопил караульный. – Руки за спину!
Выполнив команду, я вышел в коридор. Охранник передал меня
конвоиру. И он, командами указывая направление, повел меня к
следователю. Все рядом, идти недалеко. Но пока шли, я в очередной
раз попробовал понять, за что задержан. Ведь вроде все в
порядке.
Отряд пошел на прорыв, и мы практически сразу вступили в бой.
Наши услышали стрельбу и решились ударить навстречу. Несколько
танков и две стрелковые роты смогли проломить хлипкую оборону
немцев, которые особо не сопротивлялись, и нас вывели в тыл. А
поскольку обстановка на этом участке фронта пока еще относительно
спокойная, окруженцев отправили в фильтрационный лагерь.
Сначала с контрразведчиками побеседовали командиры. Потом дошла
очередь до красноармейцев, и вопросы были стандартные. Документы
сохранил? Как и при каких обстоятельствах попал в окружение? Кто
еще с тобой был? Как прорывались? Что можешь сказать о том или ином
человеке?
В общем, ничего сложного. Я отвечал предельно честно и
проскочил. После чего вернулся к выжившим бойцам нашей роты,
поужинал и начал приводить в порядок форму. Партизанщина кончилась
– мы снова в регулярной армии.
Ночь прошла спокойно. А утром за мной пришли товарищи из
органов. Сопротивляться было глупо, да и нечем, поскольку оружие
отобрали. Пришлось смириться, сдаться и надеяться, что все
обойдется, компетентные люди разберутся в моем деле, а потом я
вернусь в роту и продолжу воевать.
Однако не все так просто. Пока я сидел в тюрьме, некоторые
арестованные говорили – крытке, пообщался с другими бойцами и
пришел к выводу, что на меня кто-то стукнул. Если специально никому
на больной мозоль не наступал, под арест брать не стали бы, у
сотрудников НКВД сейчас работы хватало, и судьба обычного
красноармейца никого по большому счету не интересовала. Но что на
меня могли нарыть? А главное – кому я перешел дорогу? Зацепиться
можно только за одно, за убийство майора Ерошкина. Вот только
уцелевшие бойцы нашего взвода отошли к реке раньше меня. Больше
никто не выжил, и свидетелей не имелось.
- Стоять! – новая команда конвоира. – К стене!
Я повернулся лицом к серой шершавой стене. Боец доложил
следователю, что привел арестанта, а затем подтолкнул меня
прикладом в спину:
- Заходи!
Я вошел в небольшое помещение. Напротив стена, а на ней портрет
Ленина. Под ним стол, на котором лежали стопки бумаг. За столом
следователь, моложавый коротко стриженый брюнет с покрасневшими от
недосыпа кругами под глазами. Справа от него одинокий стул, а на
нем лейтенант Сафиулин. Как в песне: «Голова повязана, кровь на
рукаве». Мой взводный выглядел паршиво, судя по всему, только из
госпиталя, бинты свежие. Выжил все-таки. А мы думали, что он погиб
на том злосчастном карьере, где немцы нас к земле прижали.