– Ты, тренер, надеюсь, понимаешь, что после всего, что ты
рассказал и показал, мы твоим советам вряд ли будем следовать. Ты
же, скорее всего, организуешь, чтобы мы в разных городах жили.
Чтобы мы не встретились никогда до тридцати лет. Не скажу, что этот
месяц мне очень дорог в плане воспоминаний, но это мои
воспоминания, и я понял одну важную для себя вещь. Мне очень не
нравится, когда мне в голову засовывают что-то кроме пельменей. У
меня голова, чтобы в неё есть, а не чтобы каждый умник или придурок
туда всякую дрянь, указывающую, как мне жить и кем быть,
закладывал. Я не знаю, как, тренер, но я этому помешаю. И найду
способ, тренер, и твой, как ты говоришь, носитель подпортить и ещё
на сущности твоей отыграюсь.
– Маугли решил показать зубки, – тренер уже не выглядел ни
добрым, ни спокойным. – Ну, порычи, поугрожай. Ты заслужил всё, что
с тобой произойдёт. Скажи спасибо, что я сегодня был с тобой
достаточно откровенным. Но это всего-навсего моя прихоть.
Надоедает, знаешь ли, притворяться. Выходной у меня сегодня.
Сегодня я говорю правду. А завтра снова Иван Викторович выйдет на
работу. Ты же получишь полный пакет новой памяти. Вернёшься и
будешь жить жизнью обычного смертного. «Умрёшь – начнёшь опять
сначала…» Потом ты будешь неинтересен. На тебя уже нашлась управа,
раз ты здесь и при этом ничего не помнишь и ничего не можешь.
– Посмотрим, – спорить, когда ты привязан к стулу и ничего не
можешь с этим сделать, казалось странным. Тем более разговор
перешёл в непродуктивную стадию «ты пожалеешь – ты сам пожалеешь».
Но я был бы не до конца я, если бы не попытался что-то высказать в
ответ. – Ты допустил ошибку, тренер.
– Да неужели? Ну, намекни хотя бы, чтобы я на будущее учёл, –
злыми и холодными глазами смотрел на меня человек, которого я ценил
и уважал всю жизнь.
– Не скажу, – я сам понятия не имел, какую он допустил ошибку,
но пусть ищет там, где ничего нет. Может, и правда допустит
ошибку.
– Да и пожалуйста, – он посмотрел на часы, – через четыре-пять
часов я больше ваши стрёмные рожи не увижу. У меня и другие дела
есть. Хоть недельку без вас поживу – это же праздник просто.
Больше говорить было не о чём. Так-то, конечно, можно было
задавать вопросы, попробовать разговорить, но эмоционально не
хотелось никак общаться с этим человеком. Понятно, что он делал
свою работу. Но сейчас это тоже враг, как Степанов, как Анатолий
Фёдорович, как Николай и другие. Даже не просто враг, а предатель.
Я попробовал расшевелить верёвки – ничего не получалось ни просто
усилием мышц, ни под Восприятием. Скорость реакции и способность
воспринимать без глаз тут помогли мало. Ну, узнал я, где узлы на
верёвках, – помогало это не сильно.