Вот и сейчас, капитан Густлов едет рядом со строем и смеется вместе
с солдатами над немудреными шутками. А на привале первым возьмется
за тесак, обустраивая ночлег. И будет повара гонять в хвост и
гриву, если ужин не выйдет достойным воинов истинной веры. Причем
во всем этом не будет ни капли панибратства, вот что
удивительно!
Додумать мысль и вознести осанну Мортенсу не позволил тревожный
сигнал, что подал авангард – горн и несколько выстрелов подряд.
Впрочем, и без сигнала понять можно, что если стрельба началась,
значит, враг рядом. И дураку ясно.
- Католики!!! – пронесся мимо раненный гусар из дозора. Левой рукой
он сжимал поводья, а правой размахивал так, будто в ней появился
еще один сустав. Оказалось, она почти отсечена, висела на лоскуте
кожи. Конечность на ходу билась о луку седла, по доломану текли
темно-красные струйки.
- Кавалерия! – истошно вопил раненый. – Засада!
- Рота, слушай мою команду! – заорал капитан, вздергивая коня на
дыбы. – Строй развернуть! В каре! Ружья к бою! Пикинеры –
вперед!
Колонна начала расползаться, загоняя ротный обоз внутрь строя.
Большинству солдат пришлось сойти с дороги, впрочем, так стало
проще. По обочине среди грязи попадались островки свежей травы. И
прошлогодняя, конечно. А на траве, хоть свежей, хоть жухлой сухой,
стоять проще, чем в грязи. Стоять и ждать, пока из-за поворота
вылетит грозно воющая орда, брызжущая пеной с лошадиных морд…
Командир противника был бесшабашен, напорист и решителен. Но не
слишком умен. Все поставил на внезапную и решительную кавалерийскую
атаку, смешав кумашей и рейтаров в одном строю. В других условиях
все могло и получиться – дозорные проморгали, и засада осталась
незамеченной до последнего. Но супостат не принял во внимание
погоду и землю – лошадям очень трудно брать разгон и держать галоп
по грязи. Но противник все же решил испытать удачу.
Хуго крепче сжал древко пики. Обычно оно казалось чрезмерно толстым
и тяжелым. Теперь же, в виду быстро приближавшихся всадников,
показалось легким, как перышко, и предательски истончившимся.
Кавалеристы неслись на ощетинившийся иглами пик пехотный строй,
из-под копыт вздымались фонтаны грязи и воды. Захлопали выстрелы,
над конной лавой поднялись облачка дыма.
Кавалерийская атака – всегда страшно. Так страшно, как никогда не
сможет понять тот, кто ее не видел воочию. Настоящий боевой конь
тренирован так, что ничего не боится, он мчится на копья без страха
и может прорвать строй, даже будучи убитым, за счет движения туши.
Не зря говорят, что рыцаря делает рыцарем не оружие, и не доспехи,
но боевой конь. А высота позволяет всаднику рубить и колоть из
самого выигрышного положения. Один на один у пехотинца почти нет
шансов, нужно хотя бы три-четыре человека только чтобы уравнять
возможности. А когда на коне французский жандарм, то и десятка
может оказаться мало. Хорошо, что наезжают не французы…