Густлов смотрел и не узнавал обычно тихого солдата. Он, словно бы
выше стал, и шире, раздавшись под неверным светом Луны…
- Что, капитан, боишься? – недобро сверкнули глаза преобразившегося
пикинера. – Не стоит! Ты со мной сейчас. Под Волчьим Солнцем. Любая
беда обойдет! Сейчас обойдет. А потом - вернется. Да не та, которую
ждал, вот какая цена будет…
Хуго вдруг сгорбился, протянув руку капитану.
– Нож! Быстро!
Трясущиеся руки все же справились с ножнами, и Густлов подал
кинжал. Мортнес вцепился в рукоять крючковатыми и будто бы
удлинившимися пальцами. Впрочем, ночная темнота обманчива, а страх
волен дорисовывать несуразицы…
– Ладонь!
Отточенный клинок скользнул по подставленной руке, рассекая плоть.
Кровь омыла сталь плеснула абсолютной чернотой, так, что капитану
на мгновение стало немыслимо страшно. Хуго поймал черную струю
вынутой из-за пазухи мелкой посудиной. Не успела емкость
наполниться, как студент поставил ее на землю, осторожно погрузил
клинок в чашу и заговорил, быстро-быстро, вскидывая голову к
Луне…
- От зла всякого, от демона нечистого, от скверны черной, от стрелы
змеистой, от меча острого, от пули быстрой, от слова злого, от
гнева норманнского. Кровью заклинаю, словом оберегаю! Аминь, во имя
Господа! От зла всякого, от демона нечистого…
Зажимая рану, капитан стоял и ждал чего-то. С каждым словом,
брошенным в ночь, темнота отступала, сдавая позиции. И уходила
тяжесть с души, оставляя странную пустоту.
Прошептав третий раз «Аминь, во имя Господа!», Хуго неопрятным
грузным кулем осел между кочек.
- Все, капитан, я свое сделал. Теперь за тобой очередь.
- Сам встанешь или помочь? – наклонился Густлов над лежащим
солдатом.
- Не откажусь.
Сидевшие у костра не заметили возвращения. А может, сделали вид.
Про Хуго тоже за спиной всякое говорили, и никто не захотел
вставать у странной пары на дороге. Так и разошлись в полной тишине
капитан и солдат. Каждый со своей тяжестью в душе.
- Подъем! Тревога! – кричал, заходясь, часовой. Пока не замолчал,
захлебнувшись кровью. Австрийцы атаковали перед самым рассветом,
ночью плотно окружив спящий лагерь. По испанскому, а может,
итальянскому обычаю ночной атаки, они натянули белые рубахи поверх
доспехов и походили скорее на призраков, нежели на людей.
- Рота, к бою! – выскочил растрепанный Густлов, взводя курок
пистолета и хватая палаш. На бегу разрядил пистолет в первого
попавшегося врага и выдернул клинок из ножен. – К бою,
сволота!