- Готовсь! – гаркнул Густлов. Теперь все казалось легче и проще.
Противник виден, а что огромен, так даже лучше, меньше пуль уйдет в
никуда. – Бить всем сразу! Пикинеры – вперед! – Густлов и сам не
знал, какая сила, чья злобная воля толкала вперед, притягивала к
себе. И заставляла тащить за собой солдат…
Первая шеренга качнулась, и пошла, приподняв пики повыше. Шаг за
шагом, сохраняя строй. Только вот шаги те становились все короче и
короче. Да и немудрено, приближающаяся фигура, очерченная потоками
дождя казалась ростом раза в три выше правофлангового, который по
традиции самый высокий в роте. И все же наемники двигались
вперед.
Мерный шаг с остановками. Десять локтей в минуту. Ритм задают залпы
мушкетеров. Толково бьют, отметил Густлов. Три выстрела в минуту,
как на смотре перед марк-графом Баден-Дурлахским, что решил
проверить, не зря ли он платит деньги наемным отрядам. Пули
посвистывали над головами пикинеров, врезались в дождевую фигуру,
разбрызгивая капли, но не принося видимого вреда чудовищу. Три
залпа, четвертый вышел заметно реже, вразнобой, а пятый совсем
жидкий, не больше десятка стволов. Может быть, струсили, но скорее,
порох окончательно промок под косыми струями, несмотря на ухищрения
стрелков.
А Косарь все ближе и ближе. И уже стало видно, как невидимая коса
скользит безжалостным лезвием. И проходит по обезумевшим людям в
белых накидках. Папистам, которые не успели сбежать. При каждом
движении невидимая коса словно удлинялась в несколько раз, рассекая
с одинаковой легкостью траву, ветки, дерево, металл и плоть.
Каждое движение уносило несколько жизней.
Но рота шла вперед. За капитаном. А тот шагал впереди строя,
положив тяжелый палаш на плечо, и сам не знал, что будет, когда
сойдутся две силы. Наемники наступали, движимые сверхъестественным
ужасом, что толкал их почище любого приказа. Потому что идти в
общем строю, плечом к плечу с товарищами, сжимая в руках оружие не
столь страшно, нежели остаться в одиночестве, один на один с
неведомым ужасом.
Мортенс упал на колени, наемники шагали по бокам, обходя его, как
пень, не обращая внимания. Брешь в общем строю тут же затянулась,
словно вода, поглощающая брошенный камень. Хуго торопясь, чертил
кордом прямо в грязи круг, пытаясь вспомнить нужные символы и
слова. Но они упорно не хотели приходить, сбиваемые страхом и
водой. Дождь размывал знаки, и приходилось вновь терзать землю
клинком, погружая его чуть ли не по рукоять.