– Расскажи мне о ней… – попросила я. – Я буду слушать и представлять… Только не гони меня от себя.
Откуда во мне взялось это чувство, что мы знакомы с ним всю жизнь, но когда-то давно расстались, быть может, даже в другой жизни, а теперь вот встретились, но он меня не узнает?..
– Ее звали Елена, фамилия у нее была очень странная, винная – Пунш. Она и была – как вино…
Он произнес эти слова и замолчал, словно пробовал их на вкус, смаковал; быть может, в эту минуту он видел ее, свою ромово-сахарную, пылающую Пунш, высокую и стройную, грациозную и улыбающуюся туманной, прощальной улыбкой…
Мне не терпелось спросить его о том, как его любимая умерла. А может быть, она жива и умерла лишь для него, ведь влюбленный мужчина, так же как влюбленная женщина (а этой болезнью я уже успела заразиться от него, наверное, в поезде), склонен к преувеличениям и суицидным, мазохистским метафорам. Но я не решалась: боялась спугнуть его откровения – этих доверившихся мне диких голубей, опустившихся возле моих ног клевать сладкие зерна покоя…
Вдруг он приподнялся с постели, где прилег рядом со мной, снял со своих колен мою дурную голову и сел прямо, озираясь по сторонам, как человек, который только что заметил, что находится не там, где предполагал.
– Послушай, Валентина, зачем ты расспрашиваешь меня о ней? Ты хочешь этой боли? Я раскис, это верно, но я мужчина и должен взять себя в руки. Я был безумно влюблен в эту женщину, но не потому, что она лучше тебя или какой-нибудь другой женщины. Просто она была такая, какая была, и порока в ней было, как молока в сыре! Нет, она не изменяла мне, ей это было неинтересно. Ее образ жизни представлял собой веселую ресторанную пляску на столе, заставленном бутылками. Смех для нее был воздухом, музыка – необходимым фоном, а вино – водой, без которой она бы иссохла… Ты можешь подумать, что она была выпивохой! Ничего подобного! Она могла заказать цирковой шарабан, украшенный цветами и лентами, и кататься весь вечер по городу, а глубокой ночью оказаться на холодном пляже и искупаться там голышом, а то и вовсе оседлать уставшую взмыленную лошадь и до утра издеваться над сонными дачными сторожами в каком-нибудь пригородном поселке, устраивая перед ними стриптиз… Она ничего не боялась и все умела… С ней было страшно и хорошо.