И нагрудные карманы отдуваются, набиты, уголки торчат засаленные разномастных купюр. Ну – большой бизнесмен пожаловал. Меняла. Ченчила. Деньги, значит, менять. Прямо на месте, и скидка меньше, чем в банке. Смотрит вопросительно:
– Ченч?..
Вахтенный бурчит, с ненавистью к жаре, Африке, своей проклятой нищенской доле, каковая ненависть и переносится на чучело перед ним:
– Совьет рублес.
Негр дипломатично соглашается:
– Совьет – гуд.
А чего – гуд-то? Ага. Хрена ему нужны рубли. Сейчас.
Вахтенный на него смотрит снуло, смотрит, на шейку черную, на карманы оттопыренные, и в глазах его пробултыхивается какая-то мысль. Оживают глаза. Угощает он негра сигаретой. Тот принимает с важной вежливостью, прикуривает, благодарит милордовским полупоклоном, пыхает – всем видом старается напоминать вроде как Черчилля с его сигарой. А вахтенный снимает трубку телефона за люком на переборке и звонит приятелю в каюту:
– Слушай, – говорит, – постой пять минут у трапа, а? Что-то живот крутит, и вообще тошнит от этой жары, как бы тепловой удар не хватил.
Приятель мычит, блеет: что, зачем, неохота, будто нельзя в гальюн и так отлучиться?.. кое-как соглашается.
И вахтенный радушно приглашает старичка к себе в каюту: мол, прошу, почтенный бизнесмен, выпьем, покурим, дела наши финансовые обсудим. Конвоирует его по коридорам напористо и ехидно.
И никто еще не предполагает, что из этого выйдет.
2. На халяву и уксус сладкий
В каюте усадил он ченчилу в кресло, подвинул пепельницу, направил вентилятор, поставил стаканы: прием по полному протоколу. Тот тихо раздулся от собственной значительности.
А вахтенный берет телефон – другому приятелю: др-р-р!
– Слушай, ты пузырь еще не выжрал?
Приятель – осторожно:
– А тебе что? – И, с предвкушением блаженства: – Вот стемнеет, будет попрохладнее – захмелюсь, хоть чуток кайф словлю. А чего так, походя, без толку…
– А того, что у меня ченчила сидит, так он рубли на валюту меняет!
– Какой ченчила?
– Какой-какой. Нормальный, местный. По трапу притопал, все карманы оттопыриваются.
– Он че, рехнутый? Или ты?
– Да у него весь видок с придурью.
– Че за видок?
– Старенький, черненький, сморщенный, и обмундирование на нем английского колонизатора, который сто лет в обед от старости помер.
– Кто помер?!
– Колонизатор.
– Какой колонизатор?!
– Английский, идиот!