– Программа простая, – неожиданно серьезно ответил Самойлов. – Национальное возрождение – вот и вся моя программа.
– Убрать кавказцев с Черкизовского рынка, – уточнил Юрий.
– А ты не иронизируй, – огрызнулся Самойлов. – Кто ты такой, чтобы судить? Да, убрать кавказцев с Черкизовского рынка. И не только с Черкизовского, и не только кавказцев… Но кавказцы – первоочередная задача. С ними нужно разобраться в самое ближайшее время, не то будет поздно. Эти взяточники из московского правительства не понимают, что сами рубят сук, на котором сидят. Скажешь, не так?
Он требовательно уставился на собеседника, ожидая ответа.
– Смотрите на дорогу, – сказал Юрий. – Я не понял: каких таких сук они рубят у себя в московском правительстве? Вы имеете в виду хот-доги? Так я их все равно не ем.
Самойлов грубо выругался, обгоняя троллейбус.
– Уговорил, – сказал он. – Дам тебе еще полставки артиста разговорного жанра и колпак с бубенчиками.
В его голосе теперь звучали начальственные, хозяйские нотки, и Юрий с любопытством покосился на него. Толстяк, похоже, был уверен, что сделка состоялась. Филатов тихонько вздохнул, подумав, что события опять пошли не в том направлении. Какая-то неотвратимая сила затягивала его в водоворот неприятностей, из которого, похоже, не выбраться. Сначала визит кашемирового бандита, теперь этот.., лауреат, черт бы его побрал.
– Я говорю серьезно, – продолжал Самойлов. – Решать нужно быстро. С кем ты – с нами или с ними?
– Я сам с собой, – ответил Юрий.
– Онанист, что ли? Шутка, извини. Просто тебе надо понять, что сегодня так нельзя. Кто не с нами, тот против нас, вот как обстоят дела на сегодняшний день.
– Ну, значит, я против вас, – равнодушно сказал Юрий. – Когда придете к власти, не забудьте приберечь для меня местечко в концлагере.
– А ты злой, – заметил Самойлов. – С голодухи, что ли? Люблю злых и голодных. Они быстрее соображают, острее реагируют, да и вообще… Сатур вентур нон студит либентур.
– Что? – переспросил Юрий.
– Сытое брюхо к учению глухо. Латынь, сынок. Знаешь латынь?
– А как же! – Юрий напрягся, припоминая одно из выражений, написанных на мятой бумажке, которую когда-то давно, хихикая, показал ему приятель, учившийся на первом курсе медицинского. – Пенис лонгус базис витас, – изрек он.
Самойлов расхохотался так, что лимузин вильнул, выскочив на полосу встречного движения. Юрий уже успел заметить, что чувство юмора у лауреата литературной премии самое что ни на есть непритязательное.