«Да, да, сам виноват!» – Порции сделалось немного легче.
Ведь как он ее третировал! И Элий тоже поступил несправедливо. Что прикажете ей делать? Терпеливо сносить незаслуженные удары? Но почему? За что? Разве мало она перенесла в жизни? Замужество длиною в пять дней и бесконечное вдовство. Работа урывками, мизерная зарплата. Хозяева, то наглые, но равнодушные. И эти вечные предложения то прийти на дом, то в гостиницу. То брошенные мимоходом, то настойчивые. Одни можно игнорировать, от других невозможно отказаться. Жизнь, липкая, как перезревшая груша, над которой рой мух и ос. Хлеб, вино, не выученные уроки сына, кофе, долги и повсюду сор. Где взять деньги на квартиру… кончился тюбик помады… Деньги патрона украли из сумочки в поезде… Постоянные боли в боку. Левая нога плохо сгибается. Нет денег на хорошего медика. А городской архиятер не слушает жалобы и строчит рецепты на тысячи сестерциев. Старость маячит у порога. А из-за плеча ее выглядывает мерзкая харя Одиночества и строит паскудные рожи. И после этого всего Тиберий с его придирками! А Элий выгнал, потому что она захотела жить чуточку лучше. Она отомстила. Никто не смеет ее ни в чем обвинять. Да, не смеет… Но почему же так тошно?
Идти в редакцию не хотелось. Но о том, чтобы не идти, речи быть не могло. И она пошла. Очень медленно. И другие шли. Впереди. Позади. Непрерывный поток вливался в широко открытые двери. Люди поглядывали друг на друга подозрительно и прятали глаза. Но не все. Некоторые, напротив смотрели вызывающе. И Порция тоже старалась смотреть точно так же. Как будто на ней не стиранное перестиранное платье, а роскошный наряд с золотым узором. Крул, выйдя в просторную приемную, сразу заметил именно ее и поманил жирным пальцем в таблин.
– Ты довольно, крошка? – перед ним на столе возвышалась горкой нарезанная ветчина на серебряном блюде. Крул отправлял ломти в рот один за другим.
– Да, наверное.
– Что-то не так? – старик ухмыльнулся, прищурив один глаз.
– В принципе… я не так хотела.
– Что значит – не так? Ты же сама попросила, чтобы Тиберию переломали ноги. Вот мы и исполнили. И ты должна быть довольна. И благодарна.
– Я довольна, – покорно согласилась Порция.
«Только бы никто не узнал, – взмолилась она. – Если узнают… о боги, если узнают…» Представить, что будет, если узнают ее друзья и знакомые, она была не в силах. Позор. Ужас. Смерть… Но ведь боги знают… Она вспомнила старую заповедь: «Мое поведение, хотя бы я оставался наедине, будет таково, что на него мог бы смотреть народ»