. Порция содрогнулась…
– Отлично. Тебе придется исполнить поступившие к нам желания…
Что значит – придется? Разве она не может отказаться? Порция с возрастающей тревогой следила за пальцами Крула. Старик хватал один за другим конверты, оставляя на бумаге жирные пятна. Писем было штук двадцать.
«Неужели они все просят о том же самом? То есть…» – Порция не успела додумать.
– Вот подходящее письмо. Одна женщина обращается за помощью.
Убить… Отравить… У Порции сдавило сердце. Но тот, кого отравят, наверняка виноват… Как Тиберий. Как Элий. Нет, не как Элий, конечно. Элия она уже не винила. Почти. Если бы Элий вернулся, она бы ему все простила. Ему – все.
– Старая матрона просит, – продолжал медленно Крул, – чтобы кто-нибудь приехал и грамотно составил от ее имени жалобу в суд.
Порция перевела дыхание. Всего-то! Жалоба в суд! Да хоть десять. Эта работа как раз для нее. Она составит. Она… она… Она спешно взяла письмо и выскочила из таблина. Как приятно – какое счастье – всего лишь жалоба в суд.
«А потом я подсыплю матроне в чашу яд». – Порцию стал разбирать мерзкий гаденький смех. А почему бы и нет? Она готова подсыпать яд. Чтобы все свершилось окончательно, бесповоротно.
– Еще одна мышка в мышеловке, – ухмыльнулся Крул. – Ну почему люди так любят, чтобы кто-нибудь другой исполнял их желания? Почему они не могут сделать это сами? Не хватает энергии? Нет сил? Или фантазии? Да, с фантазией всегда у римлян было туго.
II
Нога Летиции распухла бревном. На коже проступали отвратительные красные пятна. Они нагнаивались, превращаясь в черные глубокие язвы. Никакие лекарства не помогали, но хуже всего было то, что не помогали и анальгетики. Поначалу Летиция старалась держаться. Но очень скоро выдержка оставила ее. Уже и морфий не помогал. Сна не было. Были какие-то провалы. Всякий раз она оказывалась в черной пещере с отвратительным сернистым запахом, металась, звала на помощь и… никто не приходил… И выхода из пещеры не было.
Ее палата была просторна и светла. Легкие завесы на окнах, красивая, совсем не больничная мебель. Два раза в день меняли цветы. Каждое утро перестилали белье. Но ничего этого Летиция не видела. Она ослепла. Тьма слилась с болью и превратилась в единое целое.
Один за другим являлись в ее палату медики, озадаченно рассматривали ногу, потом светили фонариков в невидящие глаза. Старшие медики удалялись с озабоченным видом, вместо них являлись молоденькие медички, ставили капельницы или кололи в вену лекарства. Все без толку. Несколько раз посещал Августу диктатор Макций Проб, что-то говорил, успокаивал. Во всяком случае, Летиция слышала его голос. Но смысл сказанного до нее не доходил. Ее ничто не интересовало. В ее жизни отныне была только тьма и боль.