Я делаю вид, что не заметила ядовитых брызг в мое лицо, отвечаю сдержанно и без тени злорадства:
– Не переживайте, я сама все оплачу.
– Если такая самостоятельная, зачем приперлась? Неужто жених после первой ночи выгнал? Надо было тебя под опытного мужика сначала подсунуть, чтобы не позорила семью.
– Мне нужно вещи взять, – терпеливо-осторожно говорю и слежу за каждым ее движением. Она быстрая, как кобра. Я глубинно боюсь мачеху, но сейчас ниточка по имени «Генри» помогает мне не сдаться.
– Может, тебя еще обедом угостить? – ехидничает Валентина. Сестрица поддакивает мерзким смешком.
– Я ничего не хочу, спасибо, – стараюсь вкладывать вежливость в интонацию, хотя меня выворачивает наизнанку от неприятия и ярости. Держусь только ради отца и...
– Да кому эта мыша нужна? Я тебе говорила, мать, что она провалит мероприятие! – сводная сестра запрокидывает голову и трясет черными волосами, они как щетка для пола трут худощавые плечи.
Клаве всего пятнадцать, но выглядит она уже зрело: формы округлились, а на лице «блядский» налет. По-другому и не назовешь. Я даже подозреваю, что она давно уже женщина, в отличии от меня. Неосторожно пропускаю смешок, и, мачеха подступив ближе, бросает короткий, но разоблачающий, взгляд мне за спину.
Стискиваю папку сильнее, будто храню сокровище нибелунгов. Хочу разуться, но замечаю движение мамаши: она метит забрать у меня документы, отчего мне приходится увернуться и выставить перед собой ладонь.
– Нет! – отхожу и жмурюсь. Знаю, что сейчас будет взрыв, но не могу подставить Генри. Грудью лягу – не отдам этой змеюке папку!
– Что?! – мачеха расширяет и без того выпученные глаза и замахивается. Я успеваю отпрыгнуть, кривые ногти, как лапа тигра, пролетают возле носа. Вторая все же рука врезается в мое плечо и, пока я ловлю равновесие и пытаюсь не свалить елку, Валентина смачно врезает мне пощечину. Кожа трещит от удара и в миг нагревается.
– Это не ваше, не смейте! – вою от боли и прячу лицо под ладонью, не выпуская папку из рук. Отступаю, не обращая внимания на колючее дерево, пробираюсь на другую сторону холла.
– Какая важная стала, – кривляется сестрица. – Мам, лови ее!
Лечу на второй этаж и захлопываю дверь в комнату перед носом Клавы, отрезая ее хамство и маты мачехи.
Оседаю на пол. Жалеть себя я не стану, но слезы все равно ползут по щекам от шока.