Чистое покрывало снега на поле было тронуто только его собственными следами, одинокими, от самого леса.
Он вошел в дом.
Запер дверь.
В большой кухне долго стоял перед кирпичным камином, одетый все еще для выхода, наслаждаясь теплом, которое лилось из камина, – и все никак не мог согреться.
Он старик. Семьдесят. Старик, который живет один слишком долго и мучительно скучает по своей жене. Если старость заползла в него, кто вокруг это заметит? Старый, одинокий человек, в бреду вообразивший всякую жуть.
– Дерьмо, – сказал он через некоторое время.
Одинок, все правильно, но – не старик.
Содрав с себя шапку, куртку, перчатки и ботинки, он начал извлекать из стенного шкафа в кабинете ружья и винтовки. И зарядил их все.
Мэ Хонг, которая жила через улицу, зашла присмотреть за Тоби. Ее муж тоже был полицейским, хотя и не в том же участке, что Джек. Хонги сами не имели детей, и поэтому Мэ была совершенно свободна и могла оставаться с Тоби так долго, сколько понадобится в том случае, если Хитер пробудет в больнице допоздна.
Пока Луи Сильвермен и Мэ оставались на кухне, Хитер приглушила звук телевизора и рассказала Тоби, что произошло. Она сидела на скамеечке, а он, отбросив одеяла, устроился на краешке кресла. Мать стиснула его маленькие руки в своих. Хитер не делилась с ним самыми мрачными деталями, частью потому, что и сама не знала их все, но также и потому, что считала: восьмилетка не справится со столь многим. С другой стороны, не могла умолчать обо всем произошедшем, так как они были семьей полицейского и жили с подавленным ожиданием какого-то несчастья, которое обрушилось этим утром. Даже ребенку было нужно, и он имел право, знать правду, когда его отца серьезно ранили.
– Я могу поехать с тобой в больницу? – спросил Тоби, сжимая ее руку несколько сильнее, чем он, возможно, собирался.
– Тебе лучше остаться дома, солнышко.
– Я больше не болен.
– Нет, болен.
– Я чувствую себя хорошо!
– Ты же не хочешь заразить своими микробами папу?
– С ним все будет хорошо, мам?
Она могла ему дать только один ответ, даже если и не была уверена, что он подтвердится потом:
– Да, малыш, с ним все будет хорошо.
Его взгляд был прямым: сын хотел правды. Именно теперь он казался гораздо старше восьми лет. Может быть, дети полицейских растут быстрее прочих, быстрее, чем нужно.