– Джоя Скавелло? – спросил Барлоу.
– Да. Убейте его, – откуда-то издалека прозвучал голос Матери Грейс. – Немедленно.
По непостижимым ни для Барлоу, ни для самой Матери Грейс причинам он был единственным человеком, с которым она могла сообщаться, находясь в состоянии транса. Если к ней обращались другие, она просто не слышала их. Она была единственным медиумом между ними и миром духов, единственным посредником, получавшим откровения с того света; но только благодаря осторожности и терпению Барлоу, задававшего ей вопросы, эти откровения обретали ясную и законченную форму. Выполнение им именно этой миссии, его драгоценный дар, более чем что-либо другое, заставило его поверить, что он принадлежит к числу божьих избранников, как утверждала Мать Грейс.
– Убейте его… убейте, – тихо бубнила она надтреснутым голосом.
– Вы уверены, что это тот самый мальчишка? – спрашивал Барлоу.
– Да.
– Это точно?
– Да.
– Как нам убить его?
Теперь лицо ее осунулось. На обычно гладкой коже появились морщины. Она была бледна, тело обмякло и стало похоже на мокрую скомканную тряпку.
– Как нам уничтожить его? – повторил вопрос Барлоу.
Ее рот был широко открыт, в горле хрипло клекотало, в уголке рта собралась слюна и медленно скатилась по подбородку.
– Преподобная Грейс! – взывал Барлоу.
Ее голос звучал слабее прежнего:
– Убейте его… любым способом.
– Застрелить? Зарезать? Сжечь?
– Как угодно… на ваш выбор… только действуйте скорее.
– Как скоро?
– Время уходит. День ото дня… он могущественнее… и неуязвимее.
– Убив его, должны ли мы совершить какой-нибудь ритуал? – вопрошал Барлоу.
– Только одно… когда он будет мертв… его сердце…
– Что? Что сердце?
– Надо вырвать, – сказала она голосом, в котором вдруг вновь появились металлические нотки.
– И что потом?
– Оно будет черным.
– Его сердце будет черным?
– Как уголь, и гнилым. И вы увидите…
Она приподнялась в своем кресле. По лицу катился пот. Капли испарины выступили на верхней губе. Мертвенно-белые руки дрожали на коленях, словно опаленные крылья ночной бабочки. Краски вернулись на лицо, но глаза оставались закрытыми. Слюна изо рта уже не текла, но еще блестела на подбородке.
– Что мы увидим, когда вырвем его сердце? – спросил Барлоу.
– Червей, – в голосе слышалось отвращение.
– В его сердце?
– Да. И копошащихся навозных жуков.