– Теперь будешь ходить в город сам, – глухо проворчал он, ухватив Рогмана за волосы и резко задрав его голову к потолку. – Видишь, свет тускнеет? Смотри, это называется «ночь». Ночь – время Высокородных. Они охотятся по ночам на этих улицах на глупых, заблудившихся клонгов. Никто не смеет противиться воле этнама, запомни: задержишься тут, когда тускнеет свет, – умрешь.
– П-почему? – задыхаясь, переспросил Рогман.
– Этнамы – хищники. Они едят мясо. Этнамы любят кровь. Они не могут все время есть сою и овощи. Днем они спят, а ночью выходят на охоту.
– Они едят сенталов?! – в ужасе отшатнулся Рогман.
– Они едят клонгов! – раздраженно ответил Эргавс.
«Какая разница?! – не в силах совладать с ужасом и отвращением, подумал Рогман. – Ведь рабы – это провинившиеся сенталы!»
Однако у него хватило сообразительности не высказывать вслух своих умозаключений. Судя по тому, как Эргавс озирался по сторонам, пока они преодолевали последнюю сотню метров до освещенного входа в тоннель, он и сам не чувствовал себя в безопасности на улицах быстро пустеющего и погружающегося в сумерки города.
Рогман накрепко запомнил преподанный урок, но все же беда не миновала его…
* * *
…Это случилось спустя два года после первого посещения Рогманом Города. Он уже закончил дела на складах, но возвращаться пока не собирался – в последнее время Эргавс все чаще давал ему различные мелкие поручения, которые приходилось выполнять, отрывая время от своего сна, но он не роптал, наоборот, – угрюмый юноша, вечно прячущий свое лицо и тело под рабской хламидой, бледный, с источенными худобой чертами, частенько задерживался в Городе сверх срока и по собственной воле. Слишком притягательным оказалось это место, так разительно не похожее на унылые, однообразные квадраты полей.
В этот раз его любопытство, замешанное на мнимом ощущении некоторой свободы, привело к весьма плачевному результату…
– Эй, клонг! Ну-ка, постой!
Каркающий голос, раздавшийся за спиной, заставил Рогмана вздрогнуть и остановиться. Все произошло помимо его воли, властный окрик припечатал подошвы к влажному покрытию улицы еще до того, как смысл сказанного был понят им.
Он повернулся, привычно глядя мимо приближающегося к нему этнама. Смотреть в глаза Хозяину Жизни считалось дурным тоном. За это могли убить.