«С таким именем только в богадельню. Салфетки крючком вязать, – не согласилась Венька, – никакого куража».
«Я, между прочим, всех своих героинь называл Аннами, – огрызнулся Нимотси. – И ничего, и все были счастливы, даже призы давали. А ты бы уж молчала! Венера, надо же! Звучит просто как дешевый матерок».
«Что-то не относящееся к тебе. Что-то совсем другое, чтобы никому в голову не пришло вспоминать тебя прежнюю… Как будто до тебя не было никого и ничего…»
«Ева! – не выдержала Венька. – Ева, мне нравится!»
«Тоже ничего. И тоже вполне интернационально, – подал голос Нимотси: – Ты как?»
Ева, Ева – буквы запрыгали, как обручи в серсо, я легко поймала их на палочку и произнесла вслух:
– Ева.
Имя отразилось от стерильных стен и вернулось ко мне, легко вошло в меня – как нож в ножны.
В этом имени была правда моей ситуации, я была еще не изгнана из теплого рая моей жизни, я еще не искушала и не искушалась сама; я еще ничего не знала, хотя и покупала исправно яблоки у хохлушки у метро «Аэропорт».
Ева. Пусть будет Ева.
В этом имени была правда моей ситуации, я уже была изгнана из теплого рая моей жизни, и никто не мог защитить меня, кроме этих бесплотных голосов. И в то же время жизнь открывалась для меня впервые, я еще могла родить Каина и Авеля и прожить уйму лет где угодно, так никем и не найденная…
Ева. Пусть будет Ева.
За стеной весело бубнили Создатель с ассистентом, они еще ничего не знали о моем новом рождении. Мне вдруг стало нестерпимо одиноко в моей кровати. И я подумала о том, что на этих простынях уже лежали многие до меня; и некоторые, должно быть, тоже выбирали себе имя, схожее с моим.
«Ева, Ева», – шептала я про себя, но даже это имя не могло защитить меня от будущего, в которое перекочевали все мои проблемы, они ведь никуда не делись… Я была далека от мысли считать дураками доблестных районных следователей и судмедэкспертов, наверняка уже знающих, что погибла не я, и о том, что именно я сняла деньги со счета. Фархад, ловкий криминальный журналист, – вот кто обязательно подаст мяч в игру, он и сам захочет быть нападающим. Но в лучшем случае они проследят меня до Гули, не так-то много у меня знакомых, – но споткнутся на улетевшем в Америку Леве.
Если им вообще придет в голову связать меня с Левой.
А если придет?
Или он никому не скажет, этот гордый, замкнутый, безумно влюбленный в двух мертвых девочек узбек? Если только решит сам стать ангелом мщения… Да. Он не скажет, а они не станут настаивать, они ненавидят «висяки», портящие им отчетность, кажется, так это называется?..