Сознание отключилось, а когда он пришел в себя снова, судорога мышц уже отпустила, а «газировка», залитая внутрь тела, лопалась своими пузырьками совсем не болезненно. Так, слегка. Будто руку во сне отлежал. Матях попытался пошевелиться, и теперь конечности успешно подчинились. Более того – он начал себя ощущать. Откликались сгибаемые и разгибаемые пальцы ног, икры, а пальцами рук он даже смог потереть друг от друга – и почувствовал соприкосновение подушечек! Волна радости погасла в быстро туманящемся сознании, и когда Андрей пришел в себя в третий раз, никаких болезненных ощущений более у него не имелось.
Жидкость, в которой плавало тело, начала нагреваться – все сильнее и сильнее, под спину уперлась мягкая подушка. Сержант с удивлением понял, что его извлекают из ванны. Грудь уперлась в крышку, голову резко наклонило вперед, послышался резкий свист. Легкие резануло острой тяжестью – словно сразу со всех сторон надавило мощным прессом. Матях застонал – и как только тяжесть исчезла, сделал свой первый судорожный вдох. Тут же трубка выскочила изо рта и он громко закашлялся. Наружу полетели вязкие желтые капли, похожие на подсолнечное масло, но пахнущие лавандой. Изо рта вырвался морозный пар.
– Так мне холодно или горячо? – переставая что-либо понимать, простонал пограничник и… снова потерял сознание.
***
Когда Андрей Матях проснулся, он почувствовал, что на глазах лежит какая-то тряпка. Сержант дотянулся до нее рукой, небрежно откинул в сторону. Тут же по векам ударило ослепительным светом.
– Приснится же такое! – пробормотал он, усаживаясь на койке. – Кто сегодня в наряде? Почему не разбудили?
Потом Андрей понял, что почему-то совершенно раздет – а спасть голыми у них на заставе было как-то не принято. В голове промелькнула слабая надежда: он уже на дембеле, валяется дома на диване и смотрит кошмары о прошлой службе? Затем Матях открыл глаза.
В паре метров перед ним стояла бревенчатая стена, на которой висело несколько костюмов. Обычная полевая хэбэшка, зимний комплект из ватных штанов и куртки с меховым воротником, кальсоны с белой нижней рубахой, и здесь же, почему-то – немецкая форма времен второй мировой войны.
Андрей чертыхнулся. Ему показалось, что сон все еще не закончился, и если чуть-чуть подождать, то разум окончательно прояснится и перенесет его в мир реальности. Однако минута проходила за минутой, а стена впереди продолжала оставаться бревенчатой, потолок – единой светящейся панелью, постель – по виду грубо сколоченный топчан, на ощупь – нечто мягкое, как поролон. Окон в помещении не имелось вовсе, дверей тоже. Земляной пол излучал нежное приятное тепло.