– Простите, я вас чем-то обидел?
Не дождавшись ответа, коварный, чинный Гельмут бесшумно затворил за собой на совесть промасленную дверь. Масло просто необходимо, чтобы среди ночи не будить соседок с дырявыми берушами в ушах.
8
На третий день пребывания в Дижоне Гельмут, как всегда позавтракав в обществе Дитриха и Иоганна, а затем, как всегда, оставив второго надзирать за первым, отправился искать правду-матку, а заодно и дешевые млеко-яйки на рынке. Он, как обычно, прошествовал по залитой летним солнцем улице Святого Бенигния до самого конца, а затем, ясное дело, свернул в кривой переулок, где его еще в первый день чуть было не растоптал чей-то молниеносный посыльный. Во второй день в этом же переулке, оглядевшись предварительно по сторонам, Гельмут огрел мечом приставучего цистерцианца,[92] который плелся за ним от самой ратуши и канючил денежки на богоугодничанье. Огрел, конечно, плашмя, но сильно. Ушибленная кисть давала о себе знать по сей момент. Злосчастный переулок можно было обминуть, но Гельмут втайне надеялся, что Водан, доселе подававший невнятные знаки, явит ему наконец что-нибудь стоящее.
Пройдя переулок из конца в конец, он постоял немного в недоумении. Затем проделал обратную экскурсию. Но как ни напрягал Гельмут метафизическую мембрану, он не смог уловить ни малейшей вибрации, ни малейшего намека на ожидаемое происшествие. Та же смрадная куча тряпья, подпирающая стену трехэтажного дома аптекаря, та же пыль, тот же привкус копоти на губах, хотя ничто не коптит. Гельмут облизнулся против часовой стрелки и, сделав крюк в три квартала, устремился обивать пороги лживых бургундских патриотов.
9
Дитрих – Гельмуту
На Дижон проливался дождь. Гельмут только что отужинал в обществе Иоганна и Дитриха. Праздные разговоры были тевтонами презреваемы, а потому все трое пребывали в церемонном молчании. Каждому было дано право полагать, что двое других молятся.
На самом деле молился лишь один, Дитрих. Его проблемы были просты и доступны любому господу: убраться, убраться поскорее из Дижона, не меняя коней нестись во весь опор, ловко поспеть к закрытию мецских ворот, наконец-то вступить в наследство и уже неторопливо поспешать в милую Пруссию, где можно будет распорядиться средствами покойного в свое удовольствие, хотя и разбирался Дитрих в своем удовольствии посредственно. Молитву Дитрих сопровождал арфическими медитациями, которым, между прочих, находилось и такое оправдание: в раю, по слухам, многие праведники коротают досуг точно так же.