Матушка по-прежнему не находила отклонения от нормы. Пришлось перенестись еще дальше, в высокогорные торфяные пустоши, к льдистым потайным тропкам, тихонько поскрипывающим под лапами голодных волков с заматеревшим сознанием. Еще выше, в занесенных снегом ущельях, жизнь присутствовала разве что в ипостаси дурностаев.
Итак, все в этом мире шло своим ходом – за исключением всего остального, что решительно шло наперекосяк. Ибо появилось нечто – да, нечто ожившее, нечто юное и вместе с тем древнее…
Матушка еще раз примерилась к новому ощущению. Ошибки быть не могло. Дух ее внимал чему-то неприкаянному, безутешному, покинутому… И…
Матушка всегда знала, что простота чувств – это химера. Стоит смахнуть верхние напластования, как под ними тотчас обнаружится неприглядная изнанка.
И то, что она чувствовала, при всей своей неприкаянности и безутешности вскоре начнет злобно щериться…
Но все же самый источник этих эмоций она никак не могла распознать. А ведь при желании она чуяла наилегчайшие колебания в головах куколок, что дремлют под покровами мерзлого лиственного перегноя, способна была засечь передвижения земляных червей, удалившихся в незастуженные слои земли. Иногда ей даже удавалось засечь людей, что по праву считалось наисложнейшей из задач, поскольку в мозге человека мыслей теснится куда больше, чем у животных, тогда как с возрастанием количества мыслей уменьшается вероятность точного определения их источника. Такие операции можно уподобить вбиванию гвоздя в стену тумана.