Однако ни пристрастие к изысканным туалетам, ни аристократизм Энтони Моргана не мешали ему быть исключительно деятельным человеком. Каждый раз, когда ему попадалась интересная рукопись или он открывал новый талант, Морган на глазах преображался и заражал своим энтузиазмом других. Энтони был не только превосходным издателем, но и отличным редактором, способным мгновенно постигнуть замысел автора.
Если Морган представлял академическую элиту Новой Англии, то Джошуа Харрис казался выходцем из восемнадцатого века, приближенным какого-нибудь королевского двора. Несмотря на изрядные размеры талии, он всегда держался исключительно прямо, даже величественно. Его огромное тело двигалось легко и грациозно, каждый шаг напоминал торжественное шествие – так ходят в составе королевской свиты. Хотя ему, как и Моргану, было немногим больше сорока, из-за черной бороды, придававшей чуточку зловещий вид его в общем-то приятному лицу, он выглядел гораздо старше.
Питер знал, что в Нью-Йорке работают десятки других издателей и литературных агентов, что они занимают такое же, если не лучшее положение в издательском мире. Отдавал он себе отчет и в том, что кое-кто недолюбливал как Моргана, так и Харриса. Не раз ему приходилось слышать критику в их адрес. О Тони говорили, что он слишком самонадеян, а его энтузиазм не всегда оправдан.
У Джошуа была репутация человека, склонного конфликтовать, слишком обидчивого и мнительного, что страшно осложняло как его собственную жизнь, так и жизнь других людей. Но Ченселор не обращал внимания на речи злопыхателей. Он не мог даже представить себе лучших партнеров, потому что Морган и Харрис никогда не относились к его рукописям равнодушно, делячески.
Питер расплатился и направился в вестибюль, куда в этот момент уже входили его друзья. Первым появился Джошуа, бесцеремонно проследовавший через входную дверь, которую придерживал Тони, со свойственной ему галантностью пропуская какую-то пару. Оба нарочито громко и подчеркнуто небрежно приветствовали Ченселора, но во взгляде их сквозило беспокойство. Оба испытующе смотрели на Питера, как будто он был их заблудшим братом.
Друзья сели за свой постоянный столик, стоявший в стороне от других, в самом углу зала. Им подали виски их любимой марки. Все было как всегда.