Тем временем маленькое судно с прикрытой брезентом кабиной резко сбавило скорость и начало пробираться сквозь многочисленную, беспорядочно разбросанную флотилию джонок и сампанов, возвращающихся к своей переполненной стоянке в Абердин. Владельцы лодок громкими и злобными криками выражали возмущение таким грубым поведением неожиданного пришельца, посылая проклятия и его мощному двигателю, и его курсу. Затем каждая лодка внезапно затихала, как только нарушитель спокойствия проплывал мимо. Видимо, было там под брезентом такое, что заставляло людей погасить вспышки неожиданного гнева.
Теперь лодка вошла в неосвещенное пространство залива, которое походило на широкий канал, ограниченный с правой стороны огнями острова Гонконг, а с левой – огнями Цзюлуна. Когда через три минуты мотор перешел на самый низкий регистр, лодка достигла Цзюлуна и пришвартовалась к свободному месту в районе набережной Тсим Ша Тсуи, одному из самых шумных и дорогих мест в колонии, где все было подчинено закону прибыли, где уважали только доллар.
На лодку никто не обратил внимания, все были заняты одним: расставляли «ловушки» на туристов с целью получить от них как можно больше денег. Кого могла заинтересовать эта старая посудина?
Но именно в тот момент, когда прибывшие на лодке стали сходить на берег, шум и суета в этом месте пристани стали понемногу затихать. Громкие крики смолкали под взглядом тех, кто был ближе всех к причалу и уже мог разглядеть фигуру, поднимающуюся на пирс по черной от нефти и масла лестнице. Судя по одежде, этот человек был монахом. Белый халат хорошо подчеркивал стройность его фигуры. Рост его был около шести футов, что многовато для коренного жителя Гуандуна. Почти полностью закрытое лицо разглядеть было трудно, но в те моменты, когда ночной бриз слегка сдвигал белый капюшон, покрывавший его голову, все наблюдавшие за ним вдруг сталкивались с взглядом его глаз. Это были глаза фанатика. В эти мгновения каждый, кто видел его, понимал, что это не просто монах. Это был хешанг, один из немногих, избранных для великих дел теми, кто посвящен и кто разглядел внутреннюю силу молодого монаха. И не имело значения, что он был высоким и стройным, а в его глазах, горящих огнем, мало смирения. Как правило, такой человек обращал на себя внимание, за которым следовало почитание, переходящее в поклонение, окрашенное страхом и трепетом.