– До сих пор ничего такого не встречала, Эсме, – бодро отозвалась нянюшка.
– Я имела в виду, что когда господин Лежебокс бормочет во сне или поет в ванной, то говорит в точности как мы. Но если существует хоть малейшая вероятность, что его кто-нибудь может услышать, он тут же становится с ног до головы заграничным.
– Наверное, чтобы сбить со следа этого подозрительного Базилику.
– Гм, почему-то мне кажется, этот Базилика очень близок с Генри Лежебоксом, – усмехнулась матушка. – Более того, у меня создается такое впечатление, что господин Базилика и господин Лежебокс – один и тот же…
Ее речь была прервана негромким стуком в дверь.
– Кто там? – громко и решительно спросила матушка.
– Это я, госпожа. Господин Взрезь. Хозяин таверны.
Ведьмы отодвинули кровать, и матушка слегка приоткрыла дверь.
– Да? – подозрительно вопросила она.
– Э-э… возница говорит, вы… ведьмы?
– И что?
– Может быть, вы могли бы… помочь нам?
– А что случилось?
– Да вот, у моего сына…
Матушка распахнула дверь шире. За спиной господина Взрезя стояла женщина. Одного взгляда на ее лицо было достаточно. В руках она держала сверток.
Матушка шагнула назад, уступая дорогу.
– Заходите. Я осмотрю его.
Приняв ребенка из рук женщины, матушка Ветровоск уселась в единственное имевшееся в комнате кресло и откинула уголок одеяла. Нянюшка, перегнувшись через ее плечо, тоже поглядела на мальчика.
– Гм-м-м-м, – через некоторое время протянула матушка.
И бросила быстрый взгляд на нянюшку. Та почти незаметно для постороннего глаза отрицательно качнула головой.
– На нашем доме проклятье, вот в чем дело, – сокрушенно произнес господин Взрезь. – Моя лучшая корова тоже слегла и, похоже, скоро отдаст концы.
– О? Так тут есть коровник? – произнесла матушка. – Лучше коровника места для лечебницы не найти. Там так тепло. Проведи-ка меня туда.
– Госпожа, а мальчика что, тоже брать с собой?
– И немедленно.
Посмотрев на жену, хозяин постоялого двора пожал плечами.
– Ну что ж, тебе, наверное, лучше знать, – сказал он. – Идите за мной.
Господин Взрезь провел ведьм по задней лестнице, через двор, и вскоре они уже очутились в сладковато-зловонном хлеву. На соломе лежала распростершись корова. При их появлении она безумно закатила глаза и попыталась что-то промычать.
Матушка втянула носом воздух. Некоторое время она стояла, погрузившись в глубокие раздумья.