– Вот так. Видите?
Адриенна не стала ждать приговора сестры. Тут же выхватила, примерила и, подбоченившись, кокетливо наклонила голову:
– Ну как мне? Идет?
Испуганное оцепенение на лице Луизы сразу прошло.
– А что, пожалуй… Пожалуй, очень даже. Она стала такая… в общем, совсем другая. – Она повернулась ко мне. – Где ты этому научилась?
Я пожала плечами. Откуда я знаю? И, сама от себя не ожидая, повторила когда-то сказанные мне слова аббатисы:
– Порой надо стремиться к самому простому.
Я не хотела повторить фразу слово в слово, ведь в устах аббатисы она прозвучала не как ободрение, а скорее как предостережение. И все же, глядя на шляпку, украшающую голову Адриенны, я вдруг поняла: как и простынями, носовыми платками и прочими вещами, которые мне приходилось шить в Обазине, я могу гордиться и этой шляпкой. Она, конечно, не в моем вкусе, но надеть ее я вполне могла бы. Носить ее было не стыдно.
– Я оставлю ее у себя, – сказала Адриенна. – Буду щеголять, когда поедем в Виши.
Луиза принялась говорить, мол, шляпка уже куплена, и нельзя разгуливать по Виши с чужой собственностью на голове: заказчица обидится, будет скандал, но я уже смотрела не на них, а на Джулию – она сидела на табуретке и щипала глазированное пирожное.
Улыбка ее была недвусмысленной.
– Ну, что я тебе говорила? – громко сказала она, так громко, словно бросала свой вопрос в лицо равнодушного мира.
И впервые после того, как мы покинули Обазин, в душе у меня затеплилась надежда.
Что ж, может, и правда у меня есть какой-то талант.
По сравнению с Обазином Мулен оказался не столь ужасным местом. Городишко гордился несколькими тавернами, кафе и магазинами, а неподалеку от города находился гарнизон офицеров-резервистов, которых я видела марширующими по главной улице Мулена; впереди колонны шли барабанщики и горнисты – крепкие молодые люди с эполетами, в украшенных шнурами куртках и до блеска начищенных сапогах.
Имелась также классическая мужская гимназия, прямо напротив монастыря, через дорогу. Каждый день после полудня, когда звонили колокола, из нее выбегали мальчики с ранцами за плечами, все одинаково одетые: черная гимнастерка, подпоясанная ремнем, с крохотным белым воротничком, короткие брючки, открывающие шишковатые коленки, и гольфы, тесно обтягивающие худые лодыжки, ну прямо как у меня, и высокие ботиночки со шнурками. Я часто смотрела на них из окна дормитория, очарованная их молодостью и красотой, мне ужасно нравилось наблюдать, как они важничают друг перед другом, толкаются, дергают друг друга за цветные шнуры, сбивают друг у друга шляпы с взъерошенной головы, с гиканьем и криком носятся по улице, словно банда маленьких разбойников.