Заратустров рассмеялся. Бережно взял женщину под локоть.
– Элина Глебовна, я-то вами страсть как доволен. Вы у меня – лучший начальник штаба за всю мою службу! Когда вы там, на Базе, я могу спать спокойно… Но, понимаете, я, скажем так… я чувствую, что близко – война.
Они шли через замерший перекресток, мимо светофора, ошалело горящего желтым в ночь, мимо витрин фирменного магазина швейной фабрики, где таращились на них из-за стекла пустоглазые манекены.
Альмах и не думала смеяться. Она только склонила голову с золотыми своими волосами.
– Это так серьезно, Александр Григорьевич?
– Понимаете, во всех этих перипетиях последних дней… Это началось с инцидента в Ельцовке и продолжается до сих пор. Взять хотя бы вот этот якобы мумифицированный труп в шахте на территории завода. Так вот, я начинаю думать, что во всех этих делах нам противостоит не простой противник.
– Вы имеете в виду ассасинов?
– Ну, ассасины – ассасинами, конечно. Робер Вуаве, который проскользнул мимо нас в восточную Европу, он тоже не лаптем щи хлебает. Магистр ложи… Понимаете, за всем этим кто-то стоит. Совершенно всесильный, беспощадный… – Заратустров помолчал, потом убежденно добавил: – Нечто первородное. Зло. Просто запредельный противник. Наше счастье, что он играет не в полную силу, что он просто ПОМОГАЕТ ассасинам.
Бывший Васильевский спуск тек под ноги брусчаткой, сползая к бывшей реке Каменке. Когда-то на этой улице скрипели ломовые телеги, готовящиеся выйти на Сибирский тракт. Альмах рассматривала звездное небо, плывшее у них над головами. А полковник продолжал:
– Вы ведь знаете о том, что первые люди, возможно, были андрогинами? Чудесные существа, объединяющие мужское и женское начала. Речь не идет о банальных половых особенностях… Это страшное сочетание мужского логического, холодного ума, беспощадного стремления к доминированию во всем с женской чудовищной интуитивностью, особой чувствительностью и дьявольской хитростью. Возможно, именно они и описаны в греческих мифах как боги. У меня такое ощущение, что мы играем против андрогина. То есть – сверхчеловека. И на какие жертвы он может пойти – неизвестно. Поэтому я и боюсь за вас, Элина Глебовна. За себя, конечно, тоже, но главное – за вас, за Игоря Борисыча… За всех.
Серебряниковская поворачивала. С правой стороны тускло блестели огоньками сигнализации мелкие лавки-магазинчики. Темнел провал моста. Над ним, звеня и чертя в ночи полосу освещенных окон, пролетела электричка. Плитка кончилась; но Альмах не стала обуваться, а прошла с полковником холодную темноту моста и вышла на автовокзальный пятачок, где во тьме дремало несколько «Икарусов» да масляно светились таксишные гребешки, пожала полковнику руку.