Эта мысль показалась ему настолько забавной и одновременно правильной, что он тут же решил вставить ее в новый роман. Рукопись, прерванная на двухсотой странице, лежала дома, на столе рядом с машинкой. И теперь ему не терпелось к ней вернуться. Но сначала…
Сначала надо выпить шампанского. Не столько выпить, сколько облиться им – с головы до ног, а потом уже допить остатки прямо из горлышка. Как пилоты «Формулы-1». Только у них победы, конечно, повесомее…
«Зато я ни с кем не соревновался. Я победил себя – а это куда важнее».
Он поймал себя на мысли, что ему бы хотелось… Ему бы ОЧЕНЬ хотелось, чтобы Наталья была где-то рядом. Где-нибудь поблизости. Чтобы она просто молча наблюдала за происходящим со стороны. Наблюдала и… гордилась им. Оценивала бы его по-другому: заново и более высоко.
Да он и сам чувствовал, что стал немного другим. Немного лучше, чем был. И пусть у него ничего сейчас не было, а денег – только убавилось, это ерунда. Это не так важно. Деньги появятся. Теперь он в это верил. Они все равно будут. Деньги – как тень. Не надо за ней бегать – не догонишь. Надо идти в обратную сторону – к солнцу, тогда они сами побегут за тобой.
Он вспомнил худую коротышку, которая залезала в вертолет первой. Инструктору даже пришлось подсадить ее, иначе ранец, весивший, наверное, столько же, сколько она сама, опрокинул бы ее на спину.
Коротышка сверкнула глазами – вместо «спасибо». Девчонка с характером. Да другая бы, наверное, и не решилась прыгнуть. А эта… Интересно, зачем ей потребовалось прыгнуть? Свои мотивы он понимал, а вот она…
Мезенцев попытался восстановить в памяти ее лицо. У него была хорошая зрительная память, и, кроме того, он знал одну вещь. Если он сейчас создаст в голове образ этой девушки, то через несколько минут, когда снова увидит ее, обязательно найдет в ее лице что-то новое. И это впечатление новизны будет острым. Волнующим. Быть может, даже захватывающим.
Так… Она невысокая. Примерно метр шестьдесят пять. Худая… Ну, сказать что-то определенное о прелестных женских выпуклостях довольно трудно: одежда на ней, как и на всех «перворазниках», была старой и мешковатой. Нет, пока не будем. Грудь, талия и бедра остались под вопросом. Но Мезенцев, как человек великодушный – и немного романтичный! – наделил образ коротышки упругой круглой грудью, тонкой талией и великолепными бедрами, как у античных статуй. Потом немного подумал и счел наследие античности чересчур тяжеловатым для метра шестидесяти пяти. Несколько движений резца – и бедра стали уже. Да, и плоский живот без всяких противных складок. Дальше!