И мог летать… Я всё летал во сне…
И пёрло. Распирало от эмоций…
Писалось – вспомнил… Кто писал моей рукой?..
Я думаю теперь: мой бедный мальчик,
Кому ты пел? Кого учил летать?
Друзей? Знакомых, родственников, близких?..
Жена послушно плакала. Страдала…
Где вы теперь, знакомые мои?
В тюрьме? От передоза…? Я не вижу
И не хочу увидеть их следы
На сгибах… Кто-то мне давно стучал:
Взаймы… И скорую, поскольку вот – в подвале –
От закипания раствором крови
Второй знакомый «Просто умирает»…
Я дал. Я позвонил… Но это после…
В те времена же вспомнил я о маме,
Когда под прогрессивными грибами
Увидел я людей, одетых в маски,
Спускаясь эскалатором метро…
Как будто белый грим на них одели.
Вот: сплошь и рядом всё они… Они…
И страшно, страшно, страшно, страшно, страшно…
Ко мне вернулось ощущенье детства –
Я побежал и в воздухе драконы,
Но не спастись, не убежать, не деться:
Не отпускает и не отпускает…
Потом меня продернула измена,
Что бешенством я где-то заразился…
Тогда от всех и вся сбежал я к маме
И целую неделю провалялся
Под серым потолком… Не ел, не мылся.
В подушку мокрую всё тёк больной слюною
Своей измены… «Господи, послушай!
Оставь меня пожалуйста в живых…»
Эмоции ушли: переломался…
Но год ещё я пошло пил:
Эмоций память долго отпускает…
Майлз Дэвис, как тебя я понимаю…
Концерты шли. Я пел. Плясали девки…
Жена хотела завести ребёнка.
Я не хотел…
Я помню этот день,
Когда ел бигус дома от похмелья,
Спеша с ночным концертом в модный клуб…
Чтоб ты перевернулся, хренов бигус!
(С тех пор его не ем и ненавижу).
Мне макароны симпатичны больше:
Посыпал перцем, кетчуп – и порядок.
Но не о том. После концерта Птица –
Так про себя я звался в тот период –
Спешил рвануть с визитом к новым девкам
И трахаться «хоть сутки на пролёт»…
Я думаю сейчас: мой бедный мальчик,
Кто был с тобой тогда и кто сейчас зовёт?..
Приехал в клуб… Вода, пинцет, драконы…
На саунд-треке вроде всё нормально…
Я помню шел на сцену с первой темой.
Ребята улыбались, волновались.
Я помню боль и как ушел со сцены,
Оставив саксофон в полу валяться,
И дорогой холодный пол сортира,
И «Господи, оставь меня в живых.
Пожалуйста…»,
И мысль: ну только б не аппендицит;
Гримёрка, пол, диван, охрана – обыск,
Такси, блюётся красною струёю…
В парадной головой к стене на Петроградской
Я прошу: Звоните в Скорую…
И страшно, страшно, страшно, страшно, страшно…