– Извини, – сказал Буйвол, просмеявшись и заняв нормальное положение. – Ты хоть знаешь, во сколько обходится один день наемника?
– Я плачу не деньгами, – сказал Шалрой.
– А чем?
– У меня угнали стадо. Тридцать пять дойных коров, две дюжины коз, телята, овцы. Я отдам половину.
Буйвол покачал головой:
– Не думаю, что кого-то устроят такие условия.
– Но… – Шалрой вздернул голову. От отчаяния он повысил голос и перешел «на ты». – Ты не понимаешь! Они убили моего отца, двух парней из моей деревни, угнали стадо! Мы все умрем без скотины! Кто-то может и уйдет, но большая часть людей не оставит своих домов. Им некуда идти, их никто не ждет, они просто боятся. А к зиме все перевалы завалит снегом и будет уже поздно. Никто не выйдет! Деревня умрет! Все умрут! От голода…
– Ладно, не кричи, – поморщился Буйвол.
– Половина стада – это много. Если продать, то…
– Я знаю. Но воин никогда не будет что-то продавать.
– Хорошо, мы продадим сами и заплатим деньгами.
– А если стадо не удастся найти? Если скотина уже вся передохла? Если, если, если… У тебя нет денег и потому ты не сможешь никого нанять.
– Но… – Шалрой сник. Буйвол с сочувствием смотрел на него.
Пьяница в дальнем углу затянул песню. И тотчас подавился икотой.
– Значит ты мне не поможешь? – спросил Шалрой.
Буйвол помотал головой:
– Тебе никто не поможет.
Шалрой тяжело поднялся, опрокинув стул. Покачиваясь, направился к выходу. Наткнулся на угол стола, развернулся, едва не упав. Словно слепой он добрел до двери, привалился к косяку. Уткнулся лбом в холодную стену, в какой-то листок бумаги, наклеенный прямо на камни.
Все бесполезно… Куда теперь? Назад? Уже шестеро отказались. Те, что в золоченых кольчугах, даже разговаривать не стали, высмеяли, тыкая в него пальцами. Бойцы, одетые попроще, слушали внимательно, но как дело доходило до условий оплаты, качали головами и скрывались в переулках… Неужели правда? Неужели никто не поможет?
Болела голова.
Кругом так много людей. Непривычно много. Они мелькают, мельтешат, спешат куда-то, бегут. Чужие, незнакомые. Голова кружится, тяжело думать. Так много людей! И никому нет никакого дела…
Шалрой оттолкнулся руками от стены, уже было взялся за дверную скобу, как вдруг его внимание привлек листок, в который он только что упирался лбом. Прямоугольник серой бумаги, наклеенный возле двери так, чтобы каждый, кто выходит, видел нарисованное лицо и жирную цифру с тремя нулями.