- Ах, вот значит как? – уперла руки в бока, девушка.
- Да, вот так, - повторил я ее позу. – И вообще, ты с какой стати в мою комнату поперлась? Вдруг у меня бы тут женщина была? – но от моих слов Альбина зло сузила глаза, и сказала:
- Да какая женщина? Да на тебя же только мужики и клюют. Вспомни хотя бы ту грейнирку. А сейчас? Это же вроде я этого орка громко обсуждала, что по твоим же словам означает, что я в нем заинтересована, а он, смотри-ка, к тебе полез. И да, теперь я поняла, что тот паук, тоже мужиком был. Вот.
А мне вот даже как-то не по себе от такого стало. И ведь не прикопаешься к словам. Везде, правду сказала. Что та зеленуха меня страшненьким назвала, что орк этот, именно ко мне приперся. Да и паук тот. Я еще удивился, когда Альбина его как девочку отчитывала, хотя сам думал, что тот мужского пола. Ну, как это может быть у пауков. И в общем, грустно так сразу стало, что я даже затылок почесал. А Альбина …, вот скажите, разве не стерва она, а? Заметив мою печальку, она ласково так меня по голове погладила и сказала:
- Ну, не расстраивайся ты так, ладно? На меня вон вообще, даже орк не клюнул, - и сказала это таким тоном, что это ей сочувствовать надо, а я вроде как и в шоколаде. Ну, вот зачем надомной нужно так издеваться? А?
- Чудовище, ты Альбина. Вот как есть, чудовище, - сказал я, и направился к новому предмету интерьера – тумбочке.
- Слышь, моль, - сказала Аля в сторону орка. – Выходи.
- А моль почему? – задал я вопрос.
- Так ты только погляди, что он с одеялом сделал, - воскликнула она и сдернув покрывало, указала на дырку, только что, проделанную орком. Это чтоб лучше видно, что ли было? – Чтобы Шрек, да еще и с повадками моли? Это что-то новенькое, - тихо проговорила девушка.
- Ну, рассказывай. Зачем ты ко мне в комнату ввалился? – спросил я у съежившегося в углу орку, но тот лишь отрицательно головой махнул, типа, а вот хрен вы от меня чего услышите.
- Сейчас он у меня все пароли и явки как миленький сдаст. А если надо, то и нарисует, - усмехнулась эта рыжая бестия, да так кровожадно, что я и сам готов был рассказать, как я учился в детстве целоваться. А это, поверьте, я не рассказывал никому и никогда. Да ни одна живая душа не знает об этом. Свидетели того действа, и моего позора, были только я и помидор. А вот из последнего так и вовсе я все соки выжал.