Оратор замолчал, медленно, словно через силу поднял руку, стиснул кулак над головой, угрожая небу, а пять сотен бойцов – солдат и офицеров – затаив дыхание, зачарованно слушали, как не желают умирать отзвуки усиленного микрофоном голоса.
– А теперь скажу я, – глухо и бесцветно прозвучали чьи-то слова. И ряды бойцов чуть заметно дрогнули. Пятьсот пар глаз обратились на невысокого, невзрачного человека в форме с полковничьими знаками различия, сутулой спиной устало привалившегося к трибуне. – Я хочу, чтобы вы поняли одно, – тихий голос заставлял вслушиваться, – здесь ваш новый дом. А все остальное – поле боя… – Полковник, замолчав, обвел взглядом строй бойцов. Отчего-то поскучнел, ссутулился еще больше. Сказал хрипло, совсем не по-военному, просто, буднично: – Командирам проверить наличие личного состава и доложить.
И строй распался. Командиры отделений и взводов, печатая шаг, выступили вперед, развернулись лицом к подчиненным, начали перекличку. Ротные принимали первые доклады, разворачивались, направлялись к командиру. А тот, все также опираясь спиной на трибуну, словно забыв о воинском приветствии, кивал приближающимся офицерам и совсем не по уставному протягивал им руку.
– Добро пожаловать на новое место. На днях обязательно зайду к вам поговорить.
Смущаясь, ротные жали вялую сухую ладонь, и спешили доложить:
– Сэр, отсутствующих нет!
– Хорошо, – говорил полковник, и было заметно, что его одолевает смертная скука. – Очень хорошо.