Это играл Виктор Акимович и, вторя голосу аккордеона, пел весь их детдом:
«Ну-ка солнце ярче брызни,
Золотыми лучами обжигай!
Эй, товарищ, больше жизни!
Поспевай, не задерживай, шагай»
Песня звучала согласно и дружно. Васька тоже не удержался, вскочил и принялся маршировать, подхватив песню, которую пели его друзья:
«Что бы тело и душа,
Были молоды, были молоды!
Ты не бойся ни жары и ни холода!
Закаляйся, как сталь!»
Козы, овцы, телята и коровы бросили есть траву и недоуменно уставились на своего командира, весело марширующего на лугу и поющего задорную песню. Они тоже, может быть, подхватили бы ее, если бы умели говорить и петь.
А с угора катилось дружно:
«Физкультура ура и будь здоров!
Когда настанет час бить врагов,
Со всех сторон ты их отбивай!
Левый край, правый край!
Не зевай!»
Скоро зарядка кончилась, дети ушли с улицы, а Васька приложив козырьком руку ко лбу стал выглядывать: не бежит ли кто в его сторону от детского дома. И верно, с угора к реке вприпрыжку бежал мальчишка, направляясь в их сторону.
– Колька! Покачев! Я тут! Беги сюда скорее! – Васька радостно запрыгал и замахал призывно руками.
Колька Покачев – ровесник Васькин. Только росточком поменьше, волосы потемнее, глаза с прищуром…
Мальчишки подхватив Васькину котомку, припустили бегом, только засверкали пятки, туда, где к высокому берегу реки подступали густые заросли ивняка. Васька первым скатился по откосу к реке. Прямо над ним темнел в песчаном берегу вход в землянку, прикрытый спускающимися ветками ивняка, так, что постороннему вряд ли можно было отыскать эту ребячью ухоронку.
Отодвинув ветки, ребята проникли внутрь просторной землянки. Если стоять в ней надо было согнувшись, то сидеть и лежать было хорошо и свободно. Стены и потолок были зашиты разнокалиберными досками. По бокам землянки были сделаны лавки и стол, у входа стояла прогоревшая в нескольких местах, но все еще пригодная к делу железная печь буржуйка, должно быть выброшенная рыбаками с катера.
Ребята зажгли лучину и уселись на лавки.
Дел в мальчишеском хозяйстве не переделать. Коля извлек из-под лавки вышитый зеленой каймой кожаный мешок, перетянутый сыромятной кожей, развязал его. Родовой бубен был в его мешке сверху. Коля поднял его над головой, ударил в тугую кожу рукой. Бубен отозвался, но голос его был глухим и неясным.