Когда мы вышли из дома герра Амзеля, уже почти стемнело. Холмс вздохнул:
– Интересно, что там с Гастингсом? – Он принялся озираться в поисках кэба, бормоча: – Не люблю прибегать к услугам незнакомых извозчиков. Что за дурацкое положение!
– Хотите, я найду для вас кэб, сэр? Дойду до площади, поищу там.
Я предложил это неспроста: было куда разумней и безопасней нанять экипаж на Беркли-сквер, где всегда полно кэбов. Я уже знал, что, если мы пойдем пешком, портфель и саквояж непременно начнут оттягивать мне руки.
– Нет, – сказал Холмс. – Нет, думаю, нам лучше пройтись, чтобы я мог привести в порядок мысли.
Он запахнул плащ и шагнул в сгущающийся туман. Я последовал за ним.
– Почему вы так резко прервали беседу? – спросил я, когда мы дошли до Беркли-сквер.
Я знал, что нахожусь всего в нескольких кварталах от своего дома на Керзон-стрит, и тем не менее опять удалялся от него. Долго еще я не увижу своей квартиры.
– Это была не беседа, Гатри, и вы прекрасно это знаете, – ответил он, когда мы огибали площадь, направляясь к Кондуит-стрит и Сэвил-роу с намерением выйти оттуда на Виго-стрит, свернуть на Сэквилл-стрит, оказаться на Пиккадилли, дойти по Джермин-стрит и Дьюк-оф-Йорк-стрит до Сент-Джеймс-сквер и, наконец, добраться до Пэлл-Мэлл. – Это были в чистом виде маневры.
Я прибавил ходу, чтобы догнать его.
– Я так и подумал.
– Разумеется. Вы проработали у меня не один год и должны уже понимать, что к чему, – ответил он не то чтобы недовольно, но отнюдь не благодушно. – Этот барон фон Шаттенберг слишком уж миролюбив!
– Считаете, он состоит в Братстве? – не удержался я от вопроса.
– Если это так, то он глупец, потому что Братство стремится к краху всех европейских держав и захвату власти. Он, будучи бароном, окажется в числе тех, кого сотрут с лица земли. – Холмс пошел медленнее, подстраиваясь под шаг уличной толпы. – Однако ему, по-видимому, посулили какие-то выгоды в обмен на пособничество или попросту шантажируют. Как бы там ни было, он не прислушается к моим предложениям.
– Тогда зачем вы потребовали привлечь к обсуждению сэра Камерона? – спросил я. – Ведь он упрям, как призовой хряк, и себялюбив, как кот.
– Да вдобавок пьянчужка, – подхватил Холмс. – А если учует выгоду, то будет стоять на своем до конца, пусть даже земля разверзнется под его ногами. – Он дважды кивнул. – Вот так. Все, что нам нужно сделать, это убедить его в злонамеренности барона фон Шаттенберга. Тогда сэр Камерон будет упираться, покуда Темза не потечет вспять.