Жизнь в Кембридже состояла из одних условностей, исторических традиций и разных глупых запретов. Например, студентам даже в летнюю жару необходимо было присутствовать на лекциях только в мантиях. Бывали даже случаи, когда и студенты, и профессора, вынужденные на протяжении нескольких часов парится в толстых длинных декоративных одеяниях, теряли сознание.
Или чего стояли невыносимо длинные ежедневные совместные обеды, проходящие пр свечах в старинных высоких залах со столами, уставленными музейной утварью. На таких мероприятиях под постоянными критическими взглядами воспитателей даже еда превращалась в экзамен по этикету и в конечном итоге – в изощрённейшую из пыток.
А прекрасные зелёные лужайки Кембриджа! Их имели право топтать только те, кто принадлежал к привилегированной касте профессорского корпуса. И не дай бог, какому-нибудь замечтавшемуся школяру ступить на запретную травку!
Нет, всё-таки правы философы: если хочешь понять что такое счастье, сначала узнай обратную сторону жизни…
Они поднялись по беломраморной лестнице, проследовали через анфиладу почти пустынных в этот час комнат, напоминающих Уильяму читальные залы его родного Кембриджа, и, наконец, вошли в просторную гостиную, заполненную аристократических бездельниками в безукоризненных смокингах, пошитых на заказ у лучших портных. Впрочем, кроме слуг, здесь никогда и не бывали люди в костюмах, купленных в магазинах готового платья, пускай даже и в самых дорогих. Как никак «Атениум» имел репутацию заповедника лондонской элиты, а это ко многому обязывало. К удовольствию Уильяма, в этот час среди посетителей клубе пока ещё преобладали люди его возраста. Отпрыски лучших семейств Британии, свободные от условностей великосветского общества, от души резвились, словно подросшие щенки. В одном части зала в самом разгаре был рыцарский турнир – молодые балбесы, оседлав товарищей, сражались друг с другом за главный приз – дюжину бутылок шампанского. А в другой части зала под дружный хохот и восторженные комментарии происходило состязания игроков в дартс. Уильям улыбнулся, заметив, как один из дротиков отклонился от мишени и чуть не воткнулся в мягкое место проходящего мимо официанта.
Но после шести часов подобные шуточки здесь станут невозможны. Шум и звонкие голоса смолкнут, и бал будет править благопристойная тишина. Диваны в глубокие кожаные кресла займут серьёзные господа, чьи строгие лица с обязательным безупречным пробором на голове и пенсне на носу будут скрыты за толстенными биржевыми вестниками.