Радостные крики встречавших отозвались сдержанными откликами гребцов. Почти одновременно все три лодки уткнулись острыми носами в прибрежный песок. Крики разом смолкли. В полной тишине охотники вышли из лодок и стали ходить по берегу, словно что-то выискивая. У одного в руках ружье. Они бросали взгляды по сторонам. Подталкивали друг – друга. Жестами призывали сами себя к тишине и вслушивались в какие-то неведомые звуки. Зрители, замерев, со вниманием следили за каждым их движением. Наконец один из охотников, словно только увидел лежащую в лодке большую бурую груду, указал на неё товарищам. Они стали подкрадываться к лодке. Тот, что был с ружьем, что-то закричал вопросительно.
– Спрашивает, что медведь тут делает. – полушепотом пояснил Никита своим спутникам. – Это обряд Пус-Ойвы, выслеживания зверя.
Охотник трижды вопрошал медведя. Наконец все трое наперебой принялись просить о чем-то, по-прежнему обращаясь к лодке с лежащей в ней тушей.
– Упрашивают уйти обратно в тайгу. Говорят, что не хотят ему делать худого. – еле слышно переводил молодой человек.
Не дождавшись ответа, охотники, словно нехотя, через силу, вынужденно, подошли ближе. Держащий ружье, вытянул его в сторону медведя, потом все трое отвернулись, а первый нажал на курок. Сухо прозвучал щелчок.
– Сома-Патт, добывание медведя. – шепот Никиты едва различим.
Охотники вполголоса что-то повторяли, всё убыстряя темп, пока Маргарита не разобрала слов: «утта-ы-эх, утта-ы-эх, утта-ы-эх…». Повторив этот возглас пять раз, охотники замолкали, а затем вновь произносили нараспев те же слова. Остальные жители стойбища по-прежнему хранили гробовое молчание. Наконец охотники ухватили труп за лапы, им в помощь тотчас бросились еще пять-шесть мужчин. Они скопом вытащили медведя и на весу потащили его к деревне. Женщины тихо, со слезой, затянули песню. Одновременно они, из неизвестно откуда взявшихся берестяных туесков, стали ладонями разбрызгивать воду, стараясь попасть разом и на мертвого медведя, и на несущих его охотников.