Вперед вышла Аина и громко торжественно что-то заговорила нараспев. «Сообщает, что сейчас придет дух-предок рода, дух Зайца с Белым Пятном, который заступится перед Нома Тарымом за них» – переводил Никита. Тут же из-за плотного круга в центр вскочил человек, одетый в заячьи меха. На макушке два уха из туго обмотанных пучков сена. Его лицо так же скрывает маска. Он начал совершать пляску вокруг туши, хрипло втолковывая что-то ей. «Говорит, что не охотники рода убили его. Охотников не было там, где произошло убийство. Их и сейчас нет здесь. Пусть посмотрит на лица – не увидит их…» бубнил вслед за оратором молодой охотник. Завороженные девушка с братом внимали каждому его слову. «Говорит, что это вороны виноваты, – продолжал переводить Никита. – Это они едят медвежье мясо. Люди рода не едят медвежатины».
Танцоры в разных костюмах сменяли друг друга и все нараспев выкрикивали слова, смысл которых сводился к тому, что в убийстве медведя виноваты другие: вороны, ружье, те, кто продал им ружье, те, кто продал им патроны к ружью, но никак не кто-то из тех людей, что находятся сейчас здесь. И сами туземцы так же возмущены произошедшим, как и погибший.
Танцы завершились поздно вечером. Женщины к тому времени сварили уху и участники, между делом, по мере необходимости подкрепляли свои силы. Аина, понимая, что гости устали, подойдя к ним, предложила идти спать, сообщив, что праздник будет длиться еще четыре дня, точнее следующие четыре ночи.
Весь следующий день жители стойбища занимались своими текущими делами. Ни освежеванной туши медведя, ни его шкуры нигде видно не было. Лишь к вечеру, когда солнце коснулось деревьев далеко за рекой, появились признаки подготовки к ночному гулянию. Кто-то развел по центру площадки между избушками огромный костер, кто-то суетливо бегал из дома в дом, что-то куда-то и откуда-то перетаскивая. Женщины вновь наварили несколько больших котлов ухи. Общего пиршества не предусматривалось. Каждый по-прежнему, по мере того, как чувствовал голод, мог подходить и утолять его, зачерпывая стоящими тут же кружками жирный навар и выхватывая из высящейся на здоровенном блюде горки кусок вареной щучины. Считалось, что необходимо соблюдать пост, сочувствуя горю медведя. А еда не совместная, вроде как и не еда вовсе. Так, баловство.