Я поняла, что говорю правду. Часто мне приходилось убивать с холодной кровью, но сегодня мне очень хотелось его убить. Может быть, ради мести. Я не стала спрашивать себя, я просто выразила это глазами. Пусть оборотень это видит, потому что он поймет. Он не человек и может узнать смерть, когда она на него смотрит.
Он понял. Я увидела это по его глазам, ощутила свежий вкус страха. Вдруг он показался мне очень усталым.
– Я бы отдал их, если бы мог, но не могу. Я должен что-то показать как результат этой ночи. Надеялся, что это будут лебеди и леопарды, но если у меня нет одних, то других я должен предъявить.
– А какое тебе дело до лебедей или леопардов? – спросила я. – Они для тебя ничего не значат, тебе не включить их в свое племя.
Глаза его замкнулись в непроницаемости, но струйка страха нарастала, переходя в густой аромат пота и горечи. Он очень боялся. И не меня, то есть не совсем меня, но чего-то, что с ним будет, если он отдаст лебедей. Так что же это?
– Анита Блейк, я не могу их отдать.
– Объясни почему.
– Не могу.
Страх из него уходил. До сих пор я не знала, что смирение имеет запах, но сейчас я слышала этот запах тихой горечи поражения. Он окутал меня густой волной, и я знала, что победила.
Он покачал головой:
– Я не могу отдать лебедей.
– Ты их уже отдал. От тебя воняет поражением.
Он склонил голову:
– Я отдал бы, если бы мог, но прошу тебя, поверь мне, я не могу отдать их тебе. Не могу.
– Не можешь или не желаешь?
Он улыбнулся улыбкой столь же горькой, как запах от его кожи.
– Не могу.
Даже голос его дрожал, будто он хотел сказать «да» – и не мог.
– Поступи как лучше для твоего народа, Коронус, отступи.
Как-то я вдруг поняла, что мы победим. Моя воля к победе была больше, чем у него. Сегодня победа на нашей стороне. Кто-то из змей погибнет, потому что их предводитель сорвался. Без его силы, без его воли, ведущей их, они победить не могут. Они хотели бы сейчас оказаться где-нибудь подальше отсюда. Так почему же они здесь? Потому что здесь их альфа, их вожак, и его воля – их воля. Так почему же они слабы, будто чего-то не хватает в этой группе?
Вдруг меня осенило: именно это каждый ощущал при виде леопардов, пока я к ним не пришла, – запах слабости и поражения. Натэниел слаб. Но теперь моя воля – его воля, а я не слаба. Я повернулась, посмотрела ему в глаза и увидела сквозь боль и муку, что в них нет безнадежности. Когда я его впервые увидела, Натэниел был полон безнадежности, но сегодня он знал, что я приду. Он знал, что я его не брошу. Грегори мог сомневаться, потому что думал человеческой частью своего существа. Но Натэниел доверял мне выше всякой логики.