они нормально работать в этих условиях? И здесь правомерен вопрос, можно ли объяснить отличительные характеристики сна снижением психической активности спящего человека, что подтверждается нашим восприятием сновидений после того, как мы проснулись. Сны бессвязны, их самое противоречивое содержание не вызывает у спящего ни малейших возражений, в них возможно невозможное, наши знания, на которые мы полагаемся в состоянии бодрствования, здесь теряют всякую ценность, и мы ведем себя, как этически и интеллектуально неполноценные люди. Всякого, кто наяву стал бы вести себя так как он это делает в своих сновидениях, окружающие сочли бы ненормальным. Если бы этот человек стал наяву рассуждать так, как во сне, то его сочли бы глупым или слабоумным. Приходится признать, когда мы низко оцениваем мыслительную деятельность человека в состоянии сна и утверждаем, что во сне высшая нервная деятельность существенно заторможена или, в большинстве случаев, не проявляется в должной мере.
Исследователи единодушно высказывают свое мнение на этот счет, – а исключения мы будем затем обсуждать далее, – именно на основе этих суждений можно сформулировать теорию или толкование происходящего с человеком во сне. Но настал момент от общих рассуждений перейти к обзору мнений различных авторов – философов и врачей – по поводу того, в чем заключаются психологические особенности сновидений.
Лемуан (Lemoine, 1855) считает, что «бессвязность» образов в сновидениях – это единственная их отличительная черта.
Мори (Maury, 1878) разделяет его мнение: «Не существует абсолютно разумных и логичных сновидений, в которых хотя бы отчасти не наблюдались бы некоторые логические несоответствия, некоторая доля абсурда».
Спитта, цитируя Гегеля (Spitta, 1878), выражает свое согласие с ним в том, что снам совершенно не присущи объективность и логическая связность.
Дюга (Dugas, 1897a) утверждает: «Во сне господствует психическая, эмоциональная и умственная анархия, в нем предоставленные самим себе функции ведут бесконтрольную и бесцельную игру. Сознание во сне становится одушевленным автоматом».
Даже Фолькельт (Volkelt, 1875), в теории которого физическая активность во сне отнюдь не рассматривается как совершенно бесцельная, рассуждает об «ослаблении, разъединении и путанице, которые теперь царят в мире идей, которые в состоянии бодрствования представляют собой единое целое, благодаря логике центрального эго».