– Конечно, дорогая. Я тебя понимаю. Но давай спать, завтра рано вставать.
Удалова тут же уснула.
Градоверов лежал и думал:
«Значит, Ольгу никто искать не будет. Это хорошо. Конечно, рано или поздно ее хватятся. Полиция начнет суетиться. Но пройдет время, и дело о женщине и ребенке, пропавших без вести, ляжет в дальний угол ящика письменного стола следователя. Жалко, конечно, эту доверчивую девочку, но каждому, как говорится, свое. Да и зачем ей такая жизнь? И ребенку тоже? Достойного мужа Ольге не найти, значит, в перспективе ее ожидает нищее существование на зарплату секретарши. Впрочем, нет смысла думать о ней и ее сыне, когда их судьба уже решена. Тут уже ничего не поделаешь».
Постепенно Градоверов уснул.
Они проснулись рано и позавтракали. В восемь часов утра Градоверов расплатился и вывел со стоянки «Мазду».
Димка вновь закапризничал. То его тошнило, то в туалет надо. Аркадию Максимовичу приходилось останавливаться чуть ли не через каждые пятьдесят километров. Градоверов возненавидел этого капризного мальчишку, от плача которого у него разболелась голова. Председатель политической партии не привык так напрягаться.
Он облегченно вздохнул, когда проехал Каменск-Шахтинский. Через двадцать километров Градоверов сбавил скорость, доехал до примыкания второстепенной дороги, повернул направо.
Удалова, задремавшая было вместе с сыном, проснулась и осведомилась:
– Уже приехали?
– Я тебе говорил, что мне надо заехать в одно место.
– Понятно. А до Ростова далеко еще?
– Нет, километров сто сорок. Сейчас я встречусь с нужными людьми, и часов в шесть мы будем дома.
– Хорошо. Я сразу искупаюсь в реке. Там это можно будет сделать?
– Конечно, там можно все.
Спустя несколько минут он въехал в большую густую рощу и почти тут же нажал на педаль тормоза. Дорогу под линией электропроводов перекрывал черный внедорожник «Лексус».
– Кто это? – испуганно спросила Удалова.
– Не волнуйся, дорогая, это машина того самого человека, с которым я должен был встретиться. – Градоверов остановился в двадцати метрах от «Лексуса», повернулся к Удаловой и спросил: – Дима спит?
– Да. Сопит мой мальчик.
– Это хорошо. Я выйду, ты оставайся здесь.
– Ты ведь ненадолго?
– А что?
– Не знаю, как-то не по себе.
– Тебе нечего бояться, дорогая.
– Я не боюсь, но на душе отчего-то тревожно.