Падение Хаджибея. Утро Одессы (сборник) - страница 16

Шрифт
Интервал


«Нечистые, видно, в гостях у Бур илы», – мелькнула у нее мысль, и она перекрестилась.

– Не бойся, тетенька, это наши шабры[9] – сербияне, с Туреччины прибыли. Дед приютил их, – сказала Маринка, заметив испуг гостьи. Но ее перебил Бурило.

– Ты, Маринка, что мне сюда людей водишь? Я тебе ужо! – закричал он на внучку.

Соседи.

– Дедусь, это Охримовна, от Кондратки, – нимало не смущаясь, спокойно пояснила внучка. – От Хурделицы…

– Знаю, – ворчливо оборвал ее старик. – Глаза у меня есть, слава богу… – И спокойно спросил Охримовну: – Зачем пришла?

– Сын помирает, не откажи помочь ему травушками своими. Спаси его, крестника своего, благодетель ты наш, спаси! – слезно запричитала мать Кондрата.

– Да в чем хворь у сына твоего? Говори.

– За Тилигулом его сердешного закатовали в темнице панской за дела гайдамацкие, – сказала Охримовна.

Некоторое время Бурило в раздумье смотрел на старуху. Ее сморщенное заплаканное лицо выражало мольбу и испуг. Потом старик, словно с досады, швырнул в сторону сапу.

– Маринка, – позвал он внучку, – возьми кошелку с зельем да травами – со мной к Кондрату пойдешь.

Девушка быстро побежала в хату. А старик подошел к кусту, под которым лежали пищаль, сабля и серая барашковая шапка. Взял оружие и, нахлобучив шапку, сказал Охримовне:

– Веди к сыну.

По дороге их догнала Маринка с кошелкой. Бурило внимательно осмотрел содержимое кошелки, вынул пучки засушенных растений и что-то проворчал себе под нос.

Исцеление

Осмотрев хворого, Бурило покачал чубатой головой:

– Эх, залечили тебя бабы! – И тотчас распорядился постелить солому на возке, что стоял во дворе, и положить на нее Кондрата.

– Не можна казаку летом в хате лежать. Ему дух вольный надобен, чтобы ночью – звезды над головой. Тогда всякая хворь отвяжется, – проворчал старик.

Бурило вытащил из кошелки сушеные травы, растолок их и бросил в горшок. Налил в него коровьего масла, меда и всю эту смесь отдал сварить Маринке. Белый ароматный пар поплыл по всему двору. Когда зелье сварилось, он напоил им Кондрата, а затем растер тело хворого варенухой[10], настоянной на каких-то кореньях.

– Теперь, коли сон тебя одолеет – то к добру. Значит, хворь уходить начала, – объяснил он Кондрату и, накрыв его бараньим тулупом, ушел.

На больного напал крепкий сон. Около суток спал молодой казак на возке, а когда проснулся, то увидел у своих ног сидящую Маринку.