В голосе хлопца зазвучала мольба. Старый запорожец пристально глянул в лицо Кондрата. Морщины на лбу старика разгладились.
– Я вижу, ты, казаче, впрямь закохался в мою внучку. Тогда слухай. Приметил я, что и Маринка по тебе сохнет. Добро! Я ее неволить не буду, но только знай, в приданое за ней грошей не дам – нет их у меня. А ее не отдам за тебя, пока ты, хлопец, грошей не достанешь, чтобы она с тобой в недоле век не вековала. Так вот за солью сперва езжай. Привезешь соль, так и гроши у тебя заведутся. Тогда сватов шли! По закону вас обкрутим… К попу поедем. А ближайший от нас поп, почитай, верст за двести. Тоже для сего денег треба, разумеешь?..
– Все разумею, диду… Быть по-твоему, – ответил Кондрат, и голос его зазвучал так радостно, что Бурило невольно покачал своей чубатой головой.
– Смотри, казаче, рано тебе еще радоваться. Еще солоно будет, и не раз. Лучше я тебе сперва про путь твой, про Хаджибей поведаю. Постой, – Бурило хлопнул себя рукой по лбу, – ведь дело это такое, что и Лука здесь не лишний будет.
Он кликнул сербиянина, который неподалеку работал на огороде. Лука прибежал на зов Бурилы. Кондрат всего второй раз в жизни видел этого чернобородого человека. Молчаливая сдержанность сербиянина, печальные темные глаза, в которых светилась какая-то невысказанная скорбь, невольно располагали к себе молодого казака. Лука хорошо знал чумацкий путь на Хаджибей. Он, видно, не раз ходил по этому пустынному шляху. Когда Бурило в своем рассказе порой забывал о какой-либо дорожной примете, серб немедленно приходил на помощь старику.
– Памятливый ты, Лука, – восхищался Кондрат, слушая его объяснения.
– Если бы тебе, крестник, столько горя в тех местах хлебнуть, и ты б не забыл их, мест этих, – покачал головой Бурило. Глаза Луки засверкали каким-то странным огнем. Затем, словно после грозы дождь, на его ресницах показались слезы.
– Яника, Яника, жена моя в плену азарянском, там, где Очаков, – сказал серб.
Лука будто застыдился своей невольной откровенности и снова долго хранил молчание, слушая рассказ Бурилы, пристально поглядывая на Кондрата. Потом вдруг промолвил:
– В такой путь пайцзу от сераскера[20] Едисанского надо. Обязательно пайцзу надо. Без нее пропадешь.
Бурило улыбнулся ему.
– Пайцза – это по-татарски пропуск. Коли получишь его от сераскера, ни ордынцы, ни турецкие стражники в дороге тебя не тронут, – разъяснил старик Кондрату. – Разумеешь? Правильно говорит Лука.