Патриарха разбирало желание напомнить рыцарям, что, пока жив он, Уильям Малинский, у Святой земли останется достойный защитник, но, помня о непомерном рыцарском самомнении, святой отец выразил свою мысль иносказательно:
– Следует помнить, что, даже когда король Святой земли пленен или в осаде, в ней продолжает царить Иисус Христос! – и скромно потупился.
Фульк приуныл, видимо осознав, какой негодной заменой он явился Всевышнему, представленному его доблестным патриархом, и покаянно предложил:
– А не устроить ли нам для сельджука радостный сюрприз и не вернуться ли всем сообща к стенам Монферрана, друзья мои?
Триполи приосанился, взмахнул короткой рукой:
– Наконец-то слова истинного рыцаря, чтоб всем трусам облаткой подавиться!
Фульк повеселел, в живых глазках зажглись озорные огоньки, но Жослен де Куртене ссутулился еще сильнее и кисло пробурчал:
– На меня не рассчитывайте. Пока мы будем осаждать Монферран, Имадеддин разорит мою Эдессу, как лиса курятник.
– Вы что, Куртене, предаете наше святое единство?! – Сен-Жиль обрушился на Жослена со всей злобой, которую ему не удалось выплеснуть на обхитрившего франков Занги.
– Оставьте, Сен-Жиль, крепость потеряна, не просите нас вместе прыгнуть в погибель. Монферран был полезен, но Эдесса нам необходима, – хладнокровный Куртене, похоже, остался единственным, кого не впечатляло бешенство графа Триполийского. – Неразумно бороться за Монферран, забросив все остальные владения.
Триполи не нашелся, что возразить, и потому прошипел, брызжа слюной, как ядом:
– Спасибо, Куртене! Я молюсь, чтобы когда-нибудь Господь подарил и мне возможность отплатить вам такой же поддержкой!
Граф Эдесский побледнел, сморщился и отпрянул, но промолчал. Остальные рыцари отвели глаза. Ни один уважающий себя барон не проявил бы такого презренного самообладания, ибо любой грех и преступление можно искупить, помимо трусости.
– А вы, князь? – Сен-Жиль обернулся к Раймонду: – Вы-то не побоитесь поддержать свояка?
Раймунд де Сен-Жиль недавно женился на тетке Констанции, Годиэрне де Ретель. Правда, всему королевству уже известно, что новобрачные ладят, как кошка с собакой. За сорок лет жизни бок о бок все знатные семейства Утремера породнились, все повязаны родственными и вассальными узами, но узы эти, хоть и крепкие, не всегда оказывались дружескими. Раймонд де Пуатье раздраженно отпихнул морду напиравшего на него коня графа Триполийского: