Только день проходил за днем, а император даже не думал отступать, и с каждым погибшим осада все меньше походила на захватывающую игру и все больше – на ужасную беду. Опытные греческие инженеры под прикрытием выстроенных ими сооружений пытались перекинуть мосты через реку и рвы, воздвигали валы, строили собственные укрепления и возводили осадные башни такой высоты, что нападающие оказывались выше защитников. Стенобитные франдиболы крушили бастионы камнями в вес человека, тараны без передышки били в ворота, из гигантских требюше летели в недра города медные горшки с неугасимым греческим огнем, подобные чудовищным драконам.
Греки были настроены неумолимо, и, в отличие от сельджуков, у византийцев хватало терпения и умения осаждать самые неприступные твердыни, их искусные строители подкапывались под укрепления, постепенно заменяя выкопанные из фундамента камни деревянными опорами, а когда вынимали столько камней, что продолжать подкоп становилось опасно, бревенчатые крепления поджигали, и лишившаяся поддержки кладка рушилась. Именно так всего за тридцать семь дней Иоанн обвалил мощные бастионы Аназарба в Киликии. Как долго быстрые воды Оронтеса смогут защищать фортификации Антиохии?
Во время передышек в обстрелах Констанция объезжала бастионы. Верный Анри заставил ее напялить неудобную двойную кольчугу, у бедра болтался в деревянных ножнах выкованный по ее мерке обоюдоострый Жуайёз, перевязь щита немилосердно оттягивала левое плечо, но со стороны она выглядела настоящей воительницей. Только шлем висел на луке седла, чтобы солдаты узнавали свою Констанцию Антиохийскую.
– Говорил же я, ваша светлость, что нам еще сражаться бок о бок, – оглядел ее с гордостью Анри. – Да я за вами как за непробиваемым щитом! – Старый вояка распрямил плечи и задорно встряхнул жидкими седыми прядями, помолодев лет на двадцать.
Опустевшие улицы с плотно закрытыми воротами, запертыми дверьми и заколоченными ставнями, покинутый базар и ряды заброшенных ремесленных лавок вели из цитадели к городской ограде. В воздухе висел запах гари и зловоние скопившегося мусора, летали мухи. На углу, там, где еще вчера стоял каменный дом, высилась куча щебня и осыпались с шуршанием известковые остатки стены. От огромного раскидистого тутового дерева, которое годами роняло на прохожих свои фиолетовые сочные, пачкающие, вкусные ягоды, остался лишь покореженный ствол. Только цоканье лошадиных копыт нарушало угрюмую, напряженную тишину, отдавалось от глухих оград и гулко разносилось по затаившемуся городу, лишенному своего главного, бурливого, прежде не утихавшего занятия – торговли.