— Пока ты будешь одеваться, он подействует, — объяснил Смоляков.
— Не помню, чтобы мы заезжали в аптеку.
— Я взял этот гель из бардачка своей машины. Это специальный гель, тут сильная доза болеутоляющего…
Пальцы Смолякова осторожно втирали гель. Кожу сразу же обжигало холодом и начало покалывать под его пальцами. Боль куда-то отступила.
— Разумеется, потом тебе лучше пользоваться тем, что доктор прописал, — улыбнулся Даниил, посылая мне свою улыбку. — Готово. Теперь одевайся.
— Спасибо. Но больше не вламывайся в мою спальню без стука.
«И исчезни из моей жизни!» — добавила я мысленно.
— Понял, не дурак. Дурак бы не понял, — глупо пошутил Даниил.
Но что ещё можно ждать от спортсмена, который то и дело врезается головой в борта ледяного катка и не прочь размяться на льду в драке?
— Кстати, прикольные трусики. Сы-ы-ыр-р-р-р… — хохотнул Смоляков за дверью. — Я же говорил, что ты мышка!
Я покраснела, покосившись на своё бельё. Угораздило же меня именно сегодня надеть эти трусики с рисунком из жёлтых треугольников.
— Это никакой не сыр! Это абстракция! — возмутилась я, поняв, что теперь нужно переодеться полностью, или я буду чувствовать себя неудобно.
— Отличная мышеловка, я оценил! — отозвался Смоляков.
Ар-р-р-р… Как же сильно он меня бесит!
Я разозлилась и переоделась очень быстро, уложившись минут за пять. Потом распустила дульку и причесала белокурые локоны, которые, конечно, стали волнистыми из-за скрученного состояния. Пальцы сами схватили тушь и гель для бровей. Это всё делала не я, честное слово. Просто моё тело перехватило управление над разумом и захватило власть над мозгом. Дойдя до двери, я поняла, что нога, о чудо, почти не болит!
«Надо бы забрать у Смолякова тюбик с чудодейственным гелем!» — коварно подумала я.
— Уже собралась? — хмыкнул Даниил и, не стесняясь, оглядел меня с ног до головы.
— Понравилось? — не удержалась я от вопроса, стараясь выглядеть уверено, но чувствуя внутри страшную болтанку, как во время шторма.
— Мирон нас уже заждался, — ответил Смоляков, идя за мной следом.
Я закрыла дверь на ключ и развернулась, уткнувшись в Смолякова. И вот зачем, спрашивается, так сильно прижиматься? Мои глаза оказались в районе мужского кадыка, и для того, чтобы посмотреть в лицо хоккеисту, пришлось поднять лицо.
— Очень.