– Он должен был служить Эйре. Как ты, – последовал ответ. Монах только глаза закатил.
– А что ты говорил о принадлежащем нам? – тихо спросил Видгар, остававшийся спокойным в течение всего разговора.
– Это сокровище, драгоценность, какой не видел никто с тех пор. То, что даёт власть. То, что даёт силу, способную уходить из Мидгарда в Утгард и даже в Асгард и возвращаться обратно. То, что всегда будет открывать Дверь в скрытый от нас Мидденгард... Не знаю. Ищите.
– Где? – коротко, но чётко вопросил Торир. – Что надобно для этого, говори же, Хельги! Ты смутил моё сердце, ибо вижу: правду говоришь.
– На западе. На севере. Там найдёшь ответы. И ещё... ещё Видгар подскажет... – старик совсем задыхался, – в нём живёт свет Аталгарда... Дайте меч... Скорее...
Обычай викингов был сохранён. Видгар выхватил своё оружие из ножен и вложил рукоять в руку Хельги, который совершенно побелел и дышал часто-часто и очень слабо, но продолжал шептать:
– Ищите карликов – они помнят, ищите людей из тумана – они знают всё... На западе и севере – Ёрмунганд пока не сомкнул когти, и там можно пройти к землям драконов... – Слова становились всё более непонятными для слушавших. – Я не знаю, что вы найдёте, но ищите... Помните, ещё несколько лет – и вы опоздаете навсегда... Дверь закрывается... Видгар, ты сумеешь... найти её...
Тут Хельги закрыл глаза, дыхание его вдруг стало редким и глубоким. Монах вытер рукавом вспотевшее от напряжения лицо и дёрнул Торира за рукав рубахи:
– Пойдём, конунг. Он сейчас умрёт.
– Понял ли ты, что он сказал, отец Целестин? – Торир покраснел от возбуждения, глаза сумасшедшие, руки дрожат, голос срывается. Нет, ему определённо надо выпить. Монах твёрдо взял Торира под руку и вывел из комнаты. Видгар и Сигню, переглянувшись, двинулись за ними, оставив Хельги Старого один на один со смертью.
Дородная красавица Саннгрид, жена Торира, словинка родом, выставила на стол громадный жбан с пивом и, кисло улыбаясь, вышла, оставив супруга в компании отца Целестина и Видгара. Сигню тихонько уселась в углу, стараясь не привлекать к себе внимания – ведь и выгнать могут. Но все трое молча уткнулись в кружки, и гробовую тишину нарушали лишь шипение факелов на стенах да треск дров в каменном очаге. Было о чём подумать, и отец Целестин погрузился в раздумья, подкрепляя стремление мысли глотками тёмного ячменного напитка.