Итальянский читатель уже потому может простить мне неудачу моей поэмы, что вероятно не был бы доволен моим успехом; ведь итальянцы из вполне понятного национального чувства очень ревниво оберегают единственное, что у них осталось от прежнего величия – свою литературу; в теперешней ожесточенной борьбе между классиками и романтиками они очень неохотно разрешают иностранцу даже преклоняться или подражать им, и стараются опорочить его ультрамонтанскую дерзость. Я вполне это понимаю, зная, что сказали бы в Англии об итальянском подражателе Мильтону или если бы перевод Монти, Пиндемонте или Ариччи ставился бы в пример молодому поколению, как образец для их будущего поэтического творчества. Но я вижу, что отклонился в сторону и обращаюсь к итальянскому писателю, когда мне следует иметь в виду английских. Но будет ли их много или мало, a я должен им откланяться.
Конец ознакомительного фрагмента.