– Табаку сыпанули маловато… – он вновь принюхался, – и черного вьюна, пожалуй, тоже… а-а-а, чего еще можно ждать от бар-дамара, который подают в Эл-Северине… – Он решительным жестом опрокинул горлышко кувшина над медным кубком, принесенным хозяином таверны взамен расплющенного оловянного, затем вскинул кубок и взревел:
– Ну, за барона Арвендейла!
И его рев был тут же дружно подхвачен всеми, кто заполнял таверну «Клыки и рога»:
– За барона Арвендейла!
– Слава барону!!
– Слава победителю турнира!
Светловолосый парень, минуту назад высказавший свои сомнения по поводу возможностей гномьего брюха, слегка смутился и, привстав из-за стола, неуклюже поклонился орущему залу, что лишь добавило воодушевления. Ну еще бы, тут, совсем рядом, сидел герой, победитель, человек из низов, воплотивший в жизнь несбыточную мечту – вырваться наверх из грязи, стать одним из тех, кто кичливо взирал на них, простолюдинов, из окон своих особняков, с высоты балконов и седел.
– Слава, слава барону!
В этот момент за плечом светловолосого парня возникла фигура в плаще из видита, ткани слишком дорогой, чтобы ее мог купить каждый, но недостаточно дорогой для того, чтобы ею мог удовольствоваться дворянин. Фигура склонилась над ухом виновника торжества и что-то ему прошептала.
– Ну ты, чего ты там бормочешь? Говори так, чтобы было слышно всем, – прокричал гном. Фигура развернулась и, откинув полу плаща, которой прикрывала голову, явила достойному гленду испуганное веснушчатое лицо.
– Прошу простить, достойный гленд, но мой хозяин желал бы поговорить с господином бароном.
– Чего? – взревел гном. – Передай своему хозяину, кем бы он ни был, что сегодня вечером барон Арвендейл не покинет пределы этой таверны. Во всяком случае, на своих ногах!
– Но этого и не требуется, – еще более испуганно забормотал слуга. – Мой господин ждет его на балконе. – С этими словами слуга с поклоном указал на одинокую фигуру, сидевшую за одним из столиков балкона, нависавшего над большим залом таверны.
– Ладно, Гмалин, я, пожалуй, схожу, – добродушно махнул рукой новоиспеченный дворянин. Чувствовалось, что ему еще довольно непривычно ощущать себя человеком, который сам может небрежным жестом подозвать к себе любого простолюдина, именно любого, даже зажиточного лавочника или богатого купца.