– Кто тебе поверит? – хохотнул Аполлонский. – Я известный…
– Бабник, – подхватила Женька. – Был. Стар стал, перестал справляться, вот и потянуло… черт-те на что…
– Плохая шутка, – нахмурился Аполлонский и вроде бы вправду обиделся, а я, поставив бокал, потащила Женьку к выходу, пока мы чересчур не подружились с усатым.
– Спятила совсем? – увещевала я подружку.
– Ладно, чего ты. Он переживет.
– Да за такие слова… Слушай, это, между прочим, называется шантажом.
– Поучи. Моя мамуля глупых детей не рожала. Знаешь, расстраивают меня эти гады, потому что совсем без понятия. Я ведь чувствую, хороший детектив получился. Честно. Не потому, что я подруга, а просто… ну ты понимаешь. А как написано! Агата Кристи, ей-богу. Я два раза плакала…
– Это нетрудно, – вздохнула я.
– Я плакала от счастья, что у тебя такой талант открылся. А эти гады его в землю зарывают. И ведь все из лени да зависти.
– Слушай, Женька, может, наплюем на все это? – робко предложила я: общение с творческой интеллигенцией к тому моменту здорово утомило меня.
– И даже думать не смей! – погрозила мне Женька пальцем. – Будем искать спонсоров.
На этот раз она позвонила в первом часу ночи, как раз в тот момент, когда жгучий красавец торжественно предлагал мне: «Стань моей навеки». Ответить я не успела, чем, должно быть, красавца расстроила, проснулась, сняла трубку и услышала Женькин голос:
– Дрыхнешь, а мне за двоих отдуваться приходится.
– Лучше б ты вздремнула, – посоветовала я, косясь на часы и пытаясь решить, как вежливо, но доходчиво дать понять подруге, что в такое время беседовать о делах я просто не в состоянии.
– Я к тебе сейчас приеду.
– Не надо, – испугалась я. – Завтра полно работы, надо выспаться.
– Тебя что, не интересуют новости?
– Хорошие или плохие? – насторожилась я.
– Плохие, – вздохнула Женька.
– Тогда, может, подождем до утра? Куда торопиться?
– Оно конечно. – Женька вторично вздохнула. – Хотя и мне несладко носить все это в себе… Сообщаю коротко: встречалась с Гавриленко…
– Меценатом?
– Козлом. Такой, я тебе скажу… Ладно. Пусть живет. Говорят, и от лягушек есть польза.
– А чего звонишь так поздно? – Спать уже не хотелось, и я была не прочь поболтать.
– Так ведь я с ним ужинала. Только что расстались. Денег не дал, а начал приставать. Прикинь, никакой совести у людей. Еле за дверь выпихнула. Надо глянуть, нет ли у нас на него какого компромата… Женé-то уж точно изменяет… Пропечатать гада, чтоб впредь неповадно было. Соловьем пел: Женечка, Женечка, а как дошло до дела, то есть до денег, так и скуксился.